Превышение скорости.
Он смотрел в окно на ночную улицу. В перспективу тянулись, сходясь на горизонте: линия проезжей части, линия желтых фонарей, линия старых тополей вдоль улицы, улицы, что вела прочь из города. Зрелище навевало тоску. Он был открыт для депрессии в эти дни.
«Пристегнись, наверное крепче, я свою превышу скорость. Нас с тобой твой друг не увидит вместе – мы ляжем по разные стороны полос» - промурлыкал по радио российский певец. Песенка создала соответствующий настрой. В бессмысленных словах популярной песенки улавливалось что-то знакомое, из недавнего прошлого собственной жизни. Только «по разные стороны полос» там, кажется, не было. Теперь все было в прошлом, все потеряло смысл. Потеряло, вероятно, потому, что и не имело смысла никогда.
В эти дни на память настойчиво приходил институтский друг, ныне покойный. Последние годы он имел четкий смысл жизни – охотился на демонов. Этот смысл жизни он приобрел благодаря ему. Это он познакомил его с компанией своих друзей детства, что имели такое необычное экзотическое увлечение. Его также неоднократно приглашали вступить в «братство», но его весь этот оккультизм никогда не интересовал и не привлекал, даже если допустить, что те демоны на самом деле существуют. Наверное, просто уважал чудачество друзей, так как знал их всю жизнь и знал, как это чудачество росло и развивалось вместе с ними у него на глазах. Он не считал их «охоты» глупостью, но и серьезно не относился к ним тоже. Даже тогда, когда одного из-за, мягко говоря, необычного увлечения бросила жена, другого родная мать, чтобы спасти, пыталась госпитализировать в психиатрическую лечебницу. Даже когда этот институтский друг погиб при невыясненных обстоятельствах. По его мнению, все это было суетой – что необычная охота, что реакция на нее окружающих. И из таких суетливых событий, по его мнению, складывалась пустая жизнь всего общества. Эта чаша, к сожалению, не миновала и его собственную жизнь.
Третий год пошел, как похоронили институтского друга, и ничего от этого не изменилось в серой жизни – что жил человек, что нет. Пусть даже, может, и удалось ему перед смертью «схватить самого Сатану за яйца». «Братья-охотники» сами теперь редко когда о нем вспоминали.
Размышления о бренности человеческой жизни усиливали депрессию и ощущение бессмысленности существования. Вот тот погибший друг Мишка создал себе смысл жизни и ушел из жизни гордо, сражаясь за этот смысл. Был ли тот смысл на самом деле? Кто знает? Но смерть была настоящей.
«Я свою превышу скорость?». Он сорвался с места, схватил в коридоре с полки мотоциклетный шлем. Он всегда обожал скорость, с детства он был влюблен в Мотоцикл. Но тогда Мотоцикла не было. Тогда, в детстве, он неизвестно сколько раз слушал песню с суицидальным смыслом, недавно ставшей заграничной, рок-группы Ария «Герой асфальта», и мечтал о Мотоцикле.
Родители, понятно, отказывали ему в помощи в деле превращения мечты в реальность. Основным, наиболее красноречивым, аргументом в этом отказе была ссылка на наглядную агитацию ГАИ – плакат в витрине мото-магазина, но котором мотоцикл был решительно заклеймен, как транспортное средство повышенной опасности, что подтверждалось приведенной статистикой происшествий с тяжелыми последствиями с участием мотоциклистов и, что главное, фотоснимками с мест тех происшествий. Фотоснимки в комментариях не нуждались. Суровая правда жизни преподносилась, как есть, лишь на некоторых, по этическим соображениям, белыми прямоугольничками были закрыты лица погибших, в том, конечно, случае, когда от лиц еще что-то оставалось.
Пугая изображением раздавленного мотошлема, что валялся под задним сдвоенным колесом грузовика посереди кровавой лужи, родители вынуждали его расстаться с мечтой, утверждая, что Мотоцикл – транспортное средство самоубийц.
Но смертельно опасная составляющая мечты, наоборот, только еще больше притягивала. В душе что-то будоражили дворовые рассказы хлопцев про то, что якобы в соседнем доме (в соседнем квартале, на соседней улице), всего за сотню «баксов», мать (как варианты – жена, сестра) какого-то погибшего продает японский спортивный Мотоцикл, что стал причиной его смерти. На этом Мотоцикле, будто бы, разбилось уже несколько (точное число помечено крестиками на бензобаке), и каждый раз неудалый ездок гибнет (как правило, в результате падения ему отрывает голову), а мотоцикл не получает почти никаких сколько-нибудь значимых повреждений, лишь несколько небольших вмятин. Потом, согласно дворовому мифу, родственники жертвы, что прониклись искренней ненавистью к проклятому транспортному средству, за символическую сумму избавляются от него. Мотоцикл переходит в руки своей очередной потенциальной жертвы.
Все дело, как будто в том, что машина легко набирает непривычную скорость (до 200 км в час) и водителю, словно загипнотизированному скоростью, уже не возможно избавиться от желания не ехать медленней. Вот, если найдется такой богатырь духа, кто никогда не будет терять на японском мотоцикле чувство реальности, кто не позволит скорости загипнотизировать себя, тот и будет пользоваться им без угрозы для собственной жизни. Однако, судя по тем трем (или четырем, шести, даже десяти!) черным крестикам на бензобаке, видно, было выше человеческих сил ездить на инфернальном мотоцикле тихо, видно, не возможно было не увлечься скоростью.
Демонизация образа Мотоцикла не могла его не привлекать. Желание риска. Желание оседлать саму Смерть. Особенно, когда где-то в глубине души, безусловно, была заложена склонность к самоубийству, которая уже тогда запустила часовой механизм зловещего обратного отсчета.
Он не предал свою мечту, несмотря на все родительские усилия. Как только начал зарабатывать деньги, сразу же приобрел себе Мотоцикл. В то время, поспевая вслед за реалиями постсоветской жизни, уже появилась статья, что предусматривала наказание за такое нарушение Правил дорожного движения, как групповая езда на мотоциклах с превышением скорости. Однако, по большому счету, моторокером или каким, как потом стало модным говорить на заграничный манер, байкером, он никогда себя не считал, хотя и участвовал когда-никогда в подобных тусовках, ночных заездах.
Теперь все было в прошлом. Теперь было только желание самому остаться в этом прошлом.
Он вырулил на пустынный ночной проспект. Поехал посередине. Желтоватый свет фары ложился на сухой припыленный асфальт. Мелькали набегающие поперечные трещины в дорожном покрытии. Он ехал вперед, без определенной цели, совершенно не думая о возвращении. Все быстрей и быстрей. Проспект был прямой и длинный, разрешенные в населенном пункте шестьдесят километров в час давно остались далеко слева от стрелки спидометра, а простора для вольного полета в ночи еще хватало. За пять кварталов, что промелькнули, как один, встретилось только две машины.
Проехал знак «Убей пешехода», как он шутливо, имея по-видимому сильную склонность к черному юмору, называл предупреждающий знак «Аварийно-опасный участок», который был применен тут совместно с табличкой, что уточняла вид возможной опасности – совершить наезд на пешехода. Но изображение на табличке символической сцены наезда, исполненное согласно разработанного единого технического стандарта, вызывало почему-то у него именно такую трактовку – призыв «Убей пешехода!», использовав, будто бы, благоприятные для этого условия, что сложились в этом месте.
По правой стороне проспекта тянулись темные кварталы частной застройки, района, прозванного в народе Буденовкой, очевидно из-за наличия где-то в нем улицы, носившей имя прославленного красноармейского командира. Там, в недрах этого района находился цыганский поселок, где в любое время суток можно было приобрести наркотики. Видимо, именно оттуда, из цыганского поселка и возвращались те машины, что встретились ему. Среди ночи только такая необходимость, скорее всего, могла погнать кого-то из дому. Или еще, разве что, такая потребность, как погнала его – ехать-лететь, ни о чем не думая – тоже попытка сбежать от реальности. Если не достижимая в своей цели, то, хотя бы, частично достижимая во время самого процесса побега, пока убегаешь – значит из начальной точки, из той, когда принял такое решение, уже сбежал, пусть себе и не окончательно.
В свете фары заблестели обильно рассыпанные осколки битого автомобильного стекла, среди них успел заметить фрагмент пластмассового бампера, резиновые прокладки. Что-то случилось вчера вечером.
Через какую-то сотню метров – снова битое стекло на асфальте, пятна засохшей крови. Что ни говори, дорога содержит в себе опасность.
Дальше, возле мигающего сейчас желтым светом светофора, еще больше битого стекла по всей полосе движения. «Урожайный денек вчера выдался!» - отмечает он, не снижая скорости.
Впереди сбоку замечает фигуру, которую невозможно не заметить – гаишника, одетого в световозвращающее ядовито-зеленого цвета одеяние с блестящими полосами на рукавах, которое делает из в глазах молодых девушек с богатой фантазией чем-то похожими на цирковых клоунов. Он держит в руке радар скорости, который едва успевает вскинуть и навести на мотоциклиста.
Вот еще кто, случается, не спит по ночам! Наверное, проводят «отработку» района, где сложилась наиболее плохая ситуация с безопасностью движения, или какую-нибудь операцию с идиотским названием вроде «Ночной нарушитель». В любом случае, общественное народное сознание, увидев активность Госавтоинспекции, всегда воспринимает ее смысл одинаково – конец месяца (квартала, года), а доведенный план по штрафам на сто процентов еще не выполнен. Истина, как обычно, на самом деле находится где-то между этих названных полярных причин.
Мелькает лицо сержанта, удивленного безмерной наглостью ночного ездока. Его рука хватает рацию.
«Сейчас начнется, - понимает мотоциклист, - ну что же, поиграем, вспомним молодость!». Он увеличивает скорость и увеличивает звук в наушниках аудиоплеера. Звучит песня «Another Dead End (For Another Dead Man)” заграничной группы Hypocrisy, музыка, которую ему полюбилось слушать во время езды еще в молодости.
Через квартал в примыкающем к проспекту проезде стоит патрульный синий “Opel” с цифрами на белых дверцах. Гаишник машет жезлом. Мотоциклист, конечно, игнорирует его требование. Милиционеры заскакивают в автомобиль, рванув с места так, что визжат колеса, выруливают на проспект. Взвыла сирена, наверху побежали синие блестящие огоньки. Начали преследование нарушителя. Тут не только борьба за поддержание законности и правопорядка, тут еще и затронута профессиональная гордость, азарт, увлечение погоней. Догнать, прижать наглого сопляка, что вообразил себя «крутым», к обочине, задержать. Чем больше длиться погоня, тем сильнее у охранников порядка желание крепко «приложить» злостного нарушителя лицом к капоту, заломив руки за спину, защелкнуть на них наручники.
Погоня не меньше захватывает и беглеца. И дело тут не в заботе о спасении, в своей возможности легко уйти от погони он не сомневается ни минуты, было уже такое не однажды. Захватывает процесс, игра. Сейчас ему нужна именно такая забава.
Вот перекресток, резко, почти не снизив скорость, бросает мотоцикл в дугу крутого поворота, рискуя, сильно наклонившись так, что едва не цепляет подножкой асфальт. Расстояние между ним и преследователями увеличилось. Вслед погоне с интересом оглянулся какой-то нетрезвый ночной прохожий. Опять перекресток, и мотоциклист опять повторяет свой трюк. Грохот двигателя бьет по стенам, по окнам спящих зданий. Перед ним долгая прямая улица, он уверенно увеличивает скорость. Справа промелькнула площадь у железнодорожного вокзала. Скучающие на ней таксисты оживленно повернули головы на звуки ночной погони.
Вот путепровод, за ним остается повернуть направо, проскочить железнодорожный переезд, и только они его видели. В лабиринте улочек частного сектора они его никогда не поймают. Погоня продолжится самое большее только до второго поворота. Дальше он легко оторвется, и преследователи его никогда не найдут. Особенно, если переедет через большой ров с речушкой, что разделяет на две части город, на другой берег по небольшому пешеходному мостику. Номер на мотоцикле традиционно замазан грязью так, что цифры и буквы не читаются.
Удрать легко. Но… но что дальше? Завтра, после завтра? Ничего не изменится, от себя не убежишь. Спровоцировать погоню на следующей неделе? Кратковременная потеха. Теперь уже нет того восторга от езды, как когда-то. Ничего не изменится. В пустой жизни ничего не изменится, не появиться никакого смысла. Не появится, так как его, наверное, и не существует.
Он накручивает ручку, еще увеличивает скорость. Стремительно приближаются косые штрихи бело-черной вертикальной разметки опоры путепровода. Больше ли в них смысла, чем в жизни, которую некоторые склонны воспринимать как белые и черные полосы, что чередуются? Здесь, на опоре, они, полосы, между прочим, одинаковой ширины. Хотя у некоторых белые или черные, как им кажется, полосы – периоды жизни значительно отличаются своей продолжительностью в пространстве и времени. У кого-то, будто бы, преобладают черные, у кого-то белые. А может, в жизни, как и здесь, истина на самом деле не в черно-белых полосах, а в том твердом железобетонном монолите, на котором они нарисованы, и натуральный цвет которого – серый?
Можно объехать опору. Можно объезжать ее каждый раз, привычно поглядывая на бело-черные полосы. Но зачем? Серую монолитную жизнь стороной не объедешь, не минуешь.
Дальше все получается просто, как в школьной задачке – скорость, время, расстояние. Величины взаимосвязанные: одна растет – остальные неизбежно уменьшаются. Скорость всасывает в себя время жизни мотоциклиста и расстояние до полосатого символа той жизни. Они всегда противопоставляются, враждуют между собой – происходит вечная борьба скорости с этой парой союзников. Если Скорости отдать им свою величину, значит позволить им победить, значит самой превратиться в ноль, в ничто. Но Скорость – богиня гордая, гордость сейчас не позволит ей унизиться. Скорость согласна стать нулем только вместе с ними, своими заклятыми врагами, когда время и расстояние в то же самое мгновение тоже перестанут существовать. Тот, кто взялся служить богине Скорости, должен идти в этом служении до конца.
Все получается просто – скорость, время, расстояние. Удар.
Красного цвета пятно с брызгами на сером бетоне с нарисованными бело-черными полосами, нарисованными для тех, кто живет по придуманным правилам. Красное пятно, как плевок гордого разума. Как презрительный кровавый плевок гордого разума, свободного от придуманных правил.
- Твою мать! – милиционер резко тормозит, так, что даже задымились колеса, - А ведь он же от самой площади прямо на опору правил!
Преследовать некого. То, что осталось от мотоцикла и его седока, Скорость, продолжая свою непримиримую борьбу с временем и расстоянием, ударив о бетон, швырнула дальше за опору, где все наконец остановилось навсегда.
Одного из милиционеров, которые вышли из машины, неожиданно стошнило. Другой докладывает по рации.
Утром следующего дня красное пятно смыть с опоры еще не успели. Многочисленные пассажиры общественного транспорта, увидев следы ночного происшествия, что проплывали перед глазами за окнами автобусов и троллейбусов, возбужденно начинали обсуждать увиденное, приносили новость в трудовые коллективы. В вечерней городской газете, что старательно информировала читателя о наиболее громких ДТП за минувшие сутки, появилось сообщение об ужасных последствиях езды с превышением скорости. Это было сто тридцать второй тематической публикацией в прессе с начала года о безопасности дорожного движения. Красный плевок свободного разума на бетонной опоре даже показали в новостях по местному телевидению с комментарием сотрудника Госавтоинспекции, что явилось сорок четвертым по счету выступлением в средствах массовой информации на тему борьбы за повышение безопасности дорожного движения на улицах и дорогах области в текущем году.
