Портал концептуальной литературы
«Географ глобус пропил» Алексея Иванова – для меня книга, прочно занявшая место в ТОП-10. История, в которой каждый раз нахожу и что-то привычное, тёплое, и что-то неожиданное. Роман об ошибках и попытках прожить эту жизнь так, как правильно, разобраться, что к чему в непростых человеческих отношениях, цепляет с первых строк. И вот уже второй час ночи, остывший чай, а ты сплавляешься вместе с героями по злому Понышу, речке Ледяной, и руки покрываются мурашками, тяжелеют от воображаемой натуги.
Стоп-кадр из фильма «Географ глобус пропил» 2013 года, режиссер А. Велединский
Про Служкина, главного героя романа, всё понятно сразу после первой сцены – знакомства персонажа с читателем. В электричке он прикидывается глухим, когда к нему подходят контролеры, чтобы не платить за билет. А потом покупает пиво и хриплым голосом просит его открыть.
В романе мы видим три лика Служкина: тот, как его видят окружающие, тот, кем он был, и тот, кем он себя ощущает. Служкин, Витус, Виктор Сергеевич, Географ. Автор оформляет каждую часть по-особенному: в первой части повествование ведётся от третьего лица, отстраненно, в третьей – от первого, а вторая пестрит грубостью. Ну а как ещё говорят мальчишки-подростки?
Поэтому и люблю русскую литературу больше зарубежной: ты читаешь историю в тех словах, какими ее рассказывает автор, а не переводчик. Каким бы профессиональным он ни был, в переводе теряется что-то важное. А если повезёт, то поймёшь не только слова, но и погрузишься в тот мир, который так любовно выписывает автор. И даже в полуматерной речи школьников заметишь свой шарм.
Роман пестрит цитатами, которые хочется заучить наизусть. И шутки-прибаутки ниже пояса, от которых не в силах сдержать ухмылки: «Снаружи шоколадка, а внутри кокос, – сказал Служкин. – Поначалу сладко, а потом понос».
И пронзительные, мурашечные – о том, что внутри: «Похмелье, плохая погода – они не только в моём теле, не только в природе. Они в душе моей. Это у души трясутся руки и подгибаются ноги». Служкин – мудрый шут, он роняет смысл каплями, походя, как бы даже сам не замечая.
Цитировать можно долго, поэтому оставлю ссылку для любопытствующих.
Иванов уделяет внимание величию природы, на фоне которой острее чувствуются простые человеческие проблемы: быт, работа, завуч отчитала за то, что курил на перемене в окошко. Как быть, когда все опостылело? Запить, отправиться в путешествие на широкое бутылочное дно? Это можно.
Но для Служкина ответ один – «рвать когти». В поход, в горы, сплавляться по речке, не оглядываясь на бытовуху.
Только вот он берет с собой школьников, напивается бесчеловечески в первую ночь, за что «отцы» [так Служкин называет группу девятиклассников, которые, как ему кажется, понимают его. Есть еще «красная профессура» и «зондеркоманда»] понижают его в должности, и Служкин становится просто Географом, членом команды, а не командиром. Будем честны, начальник из него – так себе. Пьёт водку с девятиклассниками, влюбляется в ученицу Машу и в целом ведёт себя неподобающе. Причём настолько неподобающе, во-пи-ю-ще некомпетентно [читать карикатурным учительским тоном], что становится ясно: это не для того, чтобы его судить. В жизни вообще сложно разобраться, как вести себя правильно и что за зверь такой невиданный – «добро». Осуждать просто. Понять гораздо сложнее.
Смысл в конечном итоге не в том, что Служкин учитель, предатель, отец, друг, муж, мудрец или последний дурак. Смысл в том, что он человек, который поступает так, как велит ему внутренний голос.
Или в том, что Служкин как герой не человек. Он – вопрос, как он сам говорит. Вопрос, ответ на который могут найти только те, кому придет в голову его задать. И читателем – учителям и ученикам, бывшим и нынешним, родителям, которым в руки попадёт эта книга. И самим героям романа.
«Конечно, никакой я для отцов не пример. Не педагог, тем более – не учитель. Но ведь я и не монстр, чтобы мною пугать. Я им не друг, не приятель, не старший товарищ и не клёвый чувак. Я не начальник, я и не подчинённый. Я им не свой, но и не чужой. Я не затычка в каждой бочке, но и не посторонний. Я не собутыльник, но и не полицейский.
Я им не опора, но и не ловушка, и не камень на обочине. Я им не нужен позарез, но и обойтись без меня они не смогут. Я не проводник, но и не клоун. Я – вопрос, на который каждый из них должен ответить».
А почему Географ пропил глобус и вылил вино в цветочный горшок – читайте сами.
P.S. Хорошо, что роман был опубликован в начале 2000-х (написан еще раньше, в 1995, так что мы с ним ровесники). Сейчас такое сложно себе представить. Как и цоевскую восьмиклассницу.
P.S. S. Есть свой юмор в том, что Кинопоиск определяет жанр фильма, снятого по книге, как «приключения, драма». Если задуматься, вся наша жизнь – приключения, которые чередуются с драмами. С редкими вкраплениями артауса и стендапа.
Катя Если (Екатерина Бирюкова)
…заканчивает свой интеллектуальный бестселлер «Осиная фабрика» Йен Бэнкс. Изрядно потаскав читателя по жутковатым лабиринтам сознания полусумасшедшего подростка, автор бросает вас именно тогда, когда исполненный гордости за свое читательское терпение, вы наконец-то добираетесь до сути, ровно до того, с чего стоило бы начинать. Если, конечно, думать именно о «сложном психологическом повествовании», которое обещается во всех аннотациях к «лучшему дебюту англоязычной литературы последнего времени». Конечно, меня приучили уже не верить рекламе на обложках, и все же стало обидно, что именно «Фабрику» так долго и пафосно хвалят. Чем же хуже, к примеру, Джонатан Коу, Кристофер Мур или Стелла Даффи? Впрочем, я, кажется, знаю чем. Они тоньше, изящнее, работают не на грубом инстинкте, а на нежном щекотании сокровенных серых клеточек. Ну, впрочем, я не хотела заниматься сравнительным анализом.
(тому, кто не читал «ОФ», под кат лучше не заглядывать…)
«Чудны дела твои, Господи!» — написал Сэмюэль Морзе в своем первом телеграфном сообщении, отправленном в 1844 году из Балтимора в Вашингтон, чем положил начало не только эпохе быстрых сообщений, но и «телеграфному стилю» в литературе.
Совсем недавно мы пережили эпоху смс-сообщений, и те, кто не успел потренироваться в краткости изложения, подсчитывая слова на телеграфных бланках, смогли пройти отличную школу краткости, втискивая мысли в смски.
Как будет выглядеть школа краткого письма у тех, кто опоздал и к смскам?
Подразделение литературы на поэзию и прозу началось с появлением прозы, ибо только в прозе и могло быть произведено. С тех пор поэзию и прозу принято рассматривать как самостоятельные, вполне независимые друг от друга области — лучше: сферы — литературы. Во всяком случае, «стихотворение в прозе», «ритмическая проза» и т. п. свидетельствуют скорее о психологии заимствования, т. е. о поляризации, нежели о целостном восприятии литературы как явления. Любопытно, что подобный взгляд на вещи ни в коем случае не навязан нам критикой, извне. Взгляд этот есть, прежде всего, плод цехового подхода к литературе со стороны самих литераторов.
Природе искусства чужда идея равенства, и мышление любого литератора иерархично. В этой иерархии поэзия стоит выше прозы и поэт — в принципе — выше прозаика. Это так не только потому, что поэзия фактически старше прозы, сколько потому, что стесненный в средствах поэт может сесть и сочинить статью; в то время как прозаик в той же ситуации едва ли помыслит о стихотворении.
Отличный романист Уильям Бойд не так разрекламирован у нас, как его соотечественники Исигуро-Барнс-Макьюэн, ставшие уже почти родными. Как по мне, Бойд им нисколько не уступает. Взять хотя бы его «Броненосца» и «Нутро любого человека» — бездна, просто бездна положительных эмоций.
Но сейчас не об этом, сейчас — о новом романе Бойда «Неугомонная».
Не было моста.
Пащенко на какое-то время забыл даже, как его звали, но отметил, что он и раньше забывал имя. Сегментировались части сознания. Где-то вдали Иванова превращалась в сыр. Чтобы облегчить понимание сути, надо было дозвониться до Ивановой и вернуть ее к жизни, и он знал, что она ответит: О чем это ты?
Но моста теперь точно не было, река передвинулась куда-то вперед, к югу.
- Это все, - сказал он себе.
Одной из проблем является попытка найти себе в двумерном обществе. Не надо искать. Но что тогда делать? Может быть, убивать? А что, если вас насильно сделали обезьяной, но вернуться из обезьян вы не можете? Смириться? Что еще? Убежать? Предлагайте варианты.
Пащенко встал на спуске и смотрел вниз. Мост все же был – его отнесло куда-то вперед, вместе с рекой. На том же месте, где прежде была река, появился залитый водой поселок. Что за поселок? Он много лет видел во сне всю эту катастрофу, но не мог предположить, что все это может случиться наяву. Нужно было спросить у кого-нибудь: так ли все – но никого не было, и он пошел вниз пешком, а как дошел до поселка, оказалось, что тут наставлены какие-то мостки, чтобы не идти вброд. Встретился мужик на лодке. Но о чем его можно было спросить? Ведь ни поселка, ни мужика, еще вчера не было.
Сеня и Коля Горбачёв жили в Дятлово. Колю в детстве называли Михал Сергеевич. Теперь ему было 40 лет, у него до этого было 4 жены, все они теперь отделились, жили сами, ждали, впрочем, как и все русские женщины, чудес. Сене было 35, жена у него была, Тоня с погонялом Сявочка.
В один день Сеня и Коля Горбачёв заработали тыщу рублей в ЖЖ, повесив объявление «Спасение Кошки. Москва». Люди перечислили денег на лечение кошки. Сфотографирован был при этом котёнок Иван Палыча, у него еще было штук пять таких – теперь же предстояло всех их спасти.
Сявочка нажарила котлет, нарезала капусты. Коля Горбачёв сидел возле компьютера в кошачьем сообществе и изображал девушку, у которой болеет кошечка.
-Слы чо, - крикнул он Сявочке.
-Ая! – отозвалась та.
В наших краях такое слово есть «Ая». Его еще переводили как «Аномальное явление», но раньше. Это что-то типа «ась», только заколхозенное смыслами местными. Вообще, ничего великого тут не было, в этой победе. Но факт говорил о многом – на Руси плохо живут только лохи. Умный человек, вот, хотя бы, возжелав забухать, тотчас находит себе способы.
По истории путешествий норвежского исследователя Тура Хейердала можно следить, как менялся мир во второй половине ХХ века. Плавание на плоту «Кон-Тики» через несколько лет после окончания Второй мировой войны – это история о странствии в неведомое. Океан пустынен и чист, главная опасность исходит от стихийных сил. Люди готовы помогать, часто даже безвозмездно. А во время последнего большого плавания экспедиция Хейердала столкнулась с самыми неприятными сторонами цивилизации – всеобщей коммерциализацией, военным противостоянием…
Итак, в ноябре 1977 года известный исследователь Тур Хейердал во главе международной экспедиции отправился в путь на тростниковой лодке «Тигрис», построенной как точная копия древних шумерских судов. Местом старта была деревня Эль-Курна, около которой сливаются великие реки Тигр и Евфрат. Тысячелетия назад здесь существовала одна из древнейших древних цивилизаций Земли, остававшаяся после себя множество загадок.
Рекомендую прочитать — настоящие африканские страсти, любовные интриги и разгадка клубка невероятных событий — все в одном флаконе!
Попробуй, найди тему, когда темы одни и те же. Реальность человека проста, а личностная утонченность зачастую слишком персональна – каждый индивид сам себе кажется микро-богом, но, конечно, бывают и более крупные фигуры – опять же, внутри себя. Экспоненциальный стиль имеет множество ограничений, он напоминает записки парашютиста, который приземлился в очередной раз и увидел вокруг себя привычные контуры. Ничего нового, но старых котов нет. Сеть. Что еще кроме сети?
Джон почему-то вспоминал именно то, как его раскусили именно в Коннектикуте – и ведь хорошо, что все не закончилось тюремным сроком, и Донахью дал ему верное, точное, какое-то бомбометательное определение:
Липкий.
Это б теперь и повторить – Липкий. Джон Подтянул к себе клавиатуру и написал:
Версавия. Главный редактор издательства «Улития».
- Что ж, - сказал он себе, - гробница доблестных — вся земля.
Весь 99-й год он представлялся Пастором и собирал деньги, пока и не произошел акт вскрытия – словно бы взяли и отпаяли горлышко у бутылки с веществом под названием goo. Сила – это понимание того, что люди заняты своими делами, и чем больше дел, тем сильнее автоматизм. Но сильнее всего – дурак, как способ, как средство, как строительный материал для умелых специалистов. Джон, было, решил подвергнуть себя анализу – где же прокололся Пастор? Может быть, червь подточил мостки дороги где-то в процессе прохождения, но между анализом и самоанализом – пропасть. Кислота лишает отваги. Наоборот, движение вперед без оглядки одухотворяет, и здесь ты – первооткрыватель миров и субстанций.
все новости колонки