Портал концептуальной литературы
Зоозащитник умер во вторник, до четверга ему казалось, что он продолжает трудиться в офисе, и только ближе к вечеру он осознал, что происходит что-то неладное.
- Что-то не понял, - проговорил он, -а это что за документ?
Выглядело же так, будто бы документ был слегка размыт, при чем, центральная его часть, содержавшая таблицы, читалась, а чем ближе к краю, тем отчетливее становилась размытость, и, наконец, текст уходил в молочную белизну, которая тянулась и дальше. По сути, лист сливался с непонятной туманностью воздуха.
Зоозащитник поднял трубку, чтобы звонить – он любил городские телефоны.
- Алло, - ответили ему.
- Это Виноградов. Я вот что хотел спросить…
Голос его остановился, так как он вдруг понял, что не понимает, что именно спрашивать. Нить замкнулась в круг, нить мысли. Импульс, пробегающий по кольцу, был лишен конкретики.
- Вы же из этой…
- Этой, - отвечал мягкий мужской голос.
- Страна мечты.
- Да, да, Федор.
Фёдор. Зоозащитник разозлился на себя. Надо же, Фёдор. А ведь правда – Фёдор. Но какой еще Фёдор? Кого это зовут Федором? Куда он вообще позвонил?
- Я имею в виду, фирма ваша – Страна мечты.
- Ну это смотря какая мечта, - ответили ему, - или вы думаете, как мечтали – так и дальше, а? Питаетесь?
- Ну да, - ответил он, отодвинул ящик стола и посмотрел на набор концентрированной еды, куда включалась котлета с картофелем «Бериложка», соевый паштет, сухие хлебцы, фруктовый чай.
- Не очень питаетесь, - сказал голос.
- Да, не очень, - ответил Виноградов, повесил трубку и подошел к окну.
Окно выходило во дворы, и вид крыш был наполнен типичной отрадой. Туман присутствовал лишь в комнате, и можно было предположить, что это и правда туман, а значит, произошел некий химический акт. Но как такое могло быть?
Зоозащитник вышел в коридор, дошел до самого его края, остановился у окна, что находилась поодаль лестничной клетки, вынул мобильный телефон и позвонил жене, и разговор был как разговор. Почему-то много говорили о стиральной машине и хлебопечке.
- Откуда у нас хлебопечь, - подумал он после этого, - где она ее взяла? Я же люблю тостовый хлеб из супермаркета, по 45 рублей. Вчера не было, а сегодня она есть – покупка не самая дешевая. А она говорит так, будто бы печь была всегда. Что это ей в голову пришло? Наверное, она сделала это в отместку за то, что мы на прошлых выходных никуда не поехали, потому что я работал по собственной программе. Но это недопонимание было с самого начала – я работаю, чтобы сделать жизнь животных лучше, а она просто зарабатывает деньги. Женщины на ее фирме – все сплошь интереснее, чем она. Как так вышла? А теперь этот трюк с хлебопечкой. Может, она собралась сесть на диету? Да, она собиралась, но уже лет 15 прошло.
Он вынул электронную сигарету – Gult Oasis – это посоветовал…. Стоп, так дело не пойдет. Его фамилия Щукин, он – человек в клеточку. Офис 217. Вкусно? Хотите попробовать? Неужели есть мысл. О, советую. Офис 402, Яков, у них выгодные предложения. Правда крепко?
Виноградов вдруг понял, что сопротивляется. Почему-то представилась лопата, большая ступа, и – кто-то что-то перемешивает в этой ступе, и, словно бы каждый всплеск той жидкости, что вылетает из оттуда, наполнен харизмой. И все это – сплошные картины, полусвернутые, согнутые, вывернутые, с голосами, с вызовом, со странной гордостью. Тут, например, было лицо Блинцова – Мытищенского зоозащитника, который помер лет еще десять назад и однажды приснился. Во сне он вдруг вышел из тьмы и стал куда-то Виноградова увлекать. Тот сопротивлялся и, в итоге, от Блинцова отделался.
Среди лиц была Макаровна, соседка по даче, тоже почившая в Бозе. Лица кошек были родней. Среди череды появлялся давно ушедший Вайс, кот в свое время непомерно круглый.
- Вайс! – позвал Виноградов.
Чем-то темным отозвалось вместо ответа.
- Вайс!
Ему сделалось холодно, и, возможно, во всем было виновато курение, и он повернулся к окну, чтобы взять себя в руки, а следующее решение оказалось удачным ходом. Он позвонил Яковлеву.
- А, привет, - сказал тот, - ты же на счет Челябинска хотел узнать?
- О.
- Что я такого сказал?
- Ты просто напомнил.
- Да я думал, что ты и помнишь.
- Правда, чего-то я забыл.
Он хотел добавить что-то вроде «Александр» или «Алексей», но, вдруг поняв, что почему-то не помнит имени Яковлева, застопорился.
- Но я вспомнил, - продолжил он, - а там же что у нас? Там же все будут? Петров же, наверное, повесил анонс у себя на канале…
Он неприятно удивился, когда понял, что его никто не слушает – то ли Яковлев сознательно отключился, то ли это был какой-то сбой. Виноградов уставился, было, на экранную заставку, но потом пробежался по приложениям, открыл фотоальбом и улыбнулся сам себе – это он делал сэлфи в собачьем приюте, на фоне питомцев, и кадры были как кадры, и – несколько фотографий с Денисовой. Жена еще не видела, а то бы обязательно спросила:
- Леша, какой-то ты странный, а?
А он бы переспросил:
- А чего это я странный?
- Ну, подумай.
- Не знаю.
- Угадай.
- Ты, наверное, фотки смотришь в телефоне.
- Ну-ну.
- Красивые собаки?
- А она ничего.
- Это Денисова.
- Денисова, значит.
Не у всех женщин есть свойство «всё» - это о какой бы ты части ее ни подумал, так все в ней хорошо, а потому, тут и не совсем уместны разговоры о душе. Глазами же можно поедать кого-угодно, преступления в том никакого нет, да и заподозрить в грехе нельзя. Кто знает, что в голове у человека? Женщина также не может быть стерильной женой, иначе она будет уже не человеком, а приставкой, да и не бывает абсолютных приставок – если только она не выполняет роль агента.
А вот фотоальбом «В редакции», когда это было? А тут Аня ничего не сказала, видимо, решив, что, раз девушки тут совсем не возрасту, то и спрашивать не надо.
Он вернулся в офис, рылся в бумагах, потом все же поймал себя за мысль, сконцентрировался и стал заполнять отчеты в программе отчетов, и тут пришло тепло, и он понял, что рад. Наваждение прошло. Он включил музыку, надел наушники, и так можно было работать до конца рабочего дня, если б только кто-нибудь не пришел в офис.
Родионов? Он задумался. Черт-те что, кто такой Родионов? Почему, едва мысль пришла в голову, Родионов существовал, и тут же он словно отказался существовать, и вся информация о нем куда-то делась. Но в тот момент, когда он о нем вспомнил, все было отчетливо. Вот, пожалуйста, все в порядке со скайпом, аватарки снабжены зеленым кружочком, Еремеева, как ее, Люда, Люда….
Виноградов почесал голову и подумал, что, скорее всего, надо купить хорошую банку энергетического напитка, а еще лучше, выйти на свежий воздух, потому что…. Привет.
И в поле чата значок ручки, что означал, что клиент пишет ответ, долго оставался в одном и том же положении. Что-то подвисала там Люда Еремеева из…. Из центра…. Да, из центра.
- Привет, - ответила Еремеева.
- Мы же виделись на конференции месяц назад.
- ОК.
- Как у вас дела?
- Да, я помню, мы с вами кофе пили, вы такой интересный.
Хорошо, когда женщина говорит, что мужчина интересный – тут одним разом можно разогнать все тучи в мире настроения, даже если это – всего лишь сиюминутная переписка.
- Это же были 14-я конференция по правам животных Сибири?
- Да.
- Я просто думал, что мы были в Москве.
- Нет, нет, в Сибири. А что, мы виделись где-то еще?
- Просто вы рассказывали, что были в Минске.
- А, я помню. Нет, я вам сказала, что я не была в Минске. Просто хотела, но не получилось.
- Вы….
- Извините, мне пора бежать. Вы же Евгений?
- Пётр.
- Ой, простите, Пётр, вы у меня записаны как Евгений. Просто мне бежать надо. Еще спишемся, ага?
- До встречи.
Покуда он закрывал окна в компьютере, ему попался отчет о конференции, и почему-то обозначенная дата находилась где-то далеко позади, практически шесть лет назад, и тогда Зоозащитник принялся просматривать документы, и, не веря своим глазам, даже щелкнул правой кнопкой на фотографии, и тут все сходилось. 14-я конференция. А вот и Люда Еремеева. Хотя бы немного счастья для глаз, когда вокруг так много красивых дам, и все ему улыбаются, хотя он – уже практически седеющей ветеран, а это…. То ли Борисова, то ли Мошкова. А если это было шесть лет назад, то они уже совсем другие, а он – еще старше. Нет, надо идти.
Это кажется Еремеева и занимались проблемой птиц. Или то была другая какая Еремеева? Пока он ехал, в магнитоле играл задорный бит – в последнее время он стал слушать что-то более новое, простое, даже, можно сказать, безыдейное. Музыка играет большую роль в жизни человека, если он способен ее воспринимать, потому что, хотя вроде бы все и вылеплены из одного теста, на деле все далеко не так. Но дела способны заместить собой всё. Какая разница что играет? Но кто-то слушал классику. Едва появилась эта фамилия у него в голове, так и сбежала, а, кроме того, Виноградов не заметил того момента, как припарковался, вышел из машины, зашел в дом, и вот, сидел за столом напротив тестя.
- Это ж наврали, а? – сказал тесть. – Я потом понял, что сосед придумал, а она не придумывала ничего.
Виноградов почему-то подумал, что придет теща, но, слава богу, ее не было – но и выпивать с тестем он не собирался, так как был за рулем.
- А ты точно за рулем? – спросил он. – Может, тебе показалось? А я не пойму, куда тебе с этой работой спешить? Завтра какой день?
- Да день как день. Просто вот заехал.
- Как всегда мимо ехал? У вас же офис аж в том конце, значит, не мимо.
- Так то на старой было работе. А теперь по пути.
- Давно работу сменил?
- Давно, - Виноградов вздохнул.
Как-то слишком уж ярко было в комнате – попытавшись найти источник света, он посмотрел на плафон, но тот был выключен. Не было ни настольной лампы, ни телевизора – хотя нет, какой-то крошечный телевизор все же был на стене – очень неудобно, все время надо голову задирать. Вот точно так же он голову задирал в день похорон тестя, когда не о чем было говорить, а телевизор работал почти без звука, и, собственно – собственно больше ничего.
- Ну и как? – спросил тесть, наливая пятьдесят.
- Наверное, - пробормотал Виноградов, понюхал водку. Хорошо пахла водка. В ней были ясные образы желтых полей, полных готовых к службе пшеницы. Какая-та идеальная картина имела тут место. Чего хотел тесть, если умер?
- А куда ты засобирался? – спросил он. – Куда ты опаздываешь? Леш, не слышишь?
- Да надо ехать, - ответил Виноградов.
- Да может, тебе кажется, что надо куда-то ехать. Бежишь ты все время куда-то, а вернее сказать, бежал. А тут бы взять, сесть и посидеть. А ты все не сидишь, Леш. Сколько тебе лет? Сколько вот сейчас есть, столько и будет теперь всегда, ни минуты больше. Это если б было куда идти, то ладно, иди, дыши, может, добавят тебе много. Хочется, чтобы много добавили. Но уже не добавили, Лёш. Нет, если хочешь, то и беги, я тоже бегал, думал, что назавтра поедем за дачу за клубникой. Все говорю, говорю жене, а как о стенку горох, я даже разозлился. Чего ты, мол, не понимаешь? А я еще долго собирался. Даже, знаешь, недавно снова подумал – это когда это мы снова поедем?
- А где Нина Ивановна, - осведомился Виноградов.
- Давай уже, а то ты так и убежишь, не выпив.
А правда, водка какая-та совсем замечательная была, а уж как он поехал, то позвонил по пути жене, говорили они долго, и как-то по маслу все шло – и пробки небольшие, и музыка по радио хорошая, и что-то еще, невыразимое, и даже кот оказался на пассажирском сидении, и какое-то необыкновенное тепло от него шло. На самом деле, животные в этом мире не ограничиваются кошками и собаками, но вот кто это был? Ведь звали как-то этого кота.
По радио вновь бубнило что-то ритмично-конструктивное. Зоозащитник привык строить планы, и тут ему снова представился его новый ежедневник, а дело было из области техники мысли. Пробовал он и программы на телефоне – составишь график, ждешь напоминаний – сначала все идет как по маслу, а потом что-то вечно утекает, и, в итоге, о программе этой забывается. Такие же программы были и для ПК. Но все же, старый добрый ежедневник обслуживал ум наилучшим образом.
Он остановился и некоторое время стоял, вспомнил про кота, но не было кота, и музыка словно бы ушла куда-то под капот. И словно бы шел дождь. А вот кот, он оказался почему-то снаружи, значит, не показалось – если б только дождь прекратилось. В этой двойственности не было понимания, и все зависело от желания. Выглядело это, как если бы окружающее пространство и внутренний мир могли поменяться местами.
По сути, сигарета.
Кто-то махнул ему рукой. Улыбнулась собака. Даже голос пролетающей птицы был слышен, но, может быть, мысль? Люди, быть может, о птицах думают лишь в контексте, в пределах самих себя, а вот дядя Миша еще в те годы продавал корма, утверждая, что занятие это прибыльное и по сути вечное – домашних животных с каждым годом все больше, и денег больше, бери, да и расширяйся. И расширялся он, пока не помер. И, как же так теперь было, дядя Миша неспеша шел по тротуару – по виду совсем такой же, каким он был в последний год, с черным пакетом и какой-то сумкой через плечо. Виноградов наблюдал это в тишине всего, что могло быть тишиной – слово, мысль, динамики магнитолы, какие-то внешние источники.
- Как же так, - наконец, подумал он.
Дядя Миша вдруг вернулся, открыл дверь и был он с котом.
- Ну что, Лёша, - проговорил он весело.
- А вы что же, - ответил Виноградов.
Сигареты как сигарета. Дым вальяжно уходит форточку. Вот в мире чувств все слишком иначе. Может быть, именно дядя Миша принес с собой облако новых флюидов.
- Помнишь, это же Гришка, - сказал дядя Миша, указывая на кота.
- Вспомнил. Он же потерялся. Так это давно было. Это ж сколько лет назад?
- А мы встретились и теперь не расстаемся. А это он меня и привел – говорит, пойдем, пойдем. И идем мы. И вот, и пришли.
- И что же будем делать?
- А поехали, там сам увидишь.
И ехали они, и шли, и было тут множество людей, которые почему-то казались Зоозащитнику знакомыми, хотя он и не мог понять, почему. В чем же радость, когда нет видимых причин? Собственно, радость – эта форма, объект, сущность персонального мира – но тут все эти миры объединялись и даже каким-то образом испарялись, образуя облака тумана. Толпа, казалось, собралась на праздник, но при внимательном рассмотрении можно было понять, что тут имеет место направление.
- Возьми Гришку, - сказал дядя Миша, - с котом пропускают без очереди. И иди смело. Давай, не обращай ни на кого внимания.
Мысль расплеталась, словно до этого она была, например, шнуром, куском ткани, а теперь стала набором отдельных волокон. Может быть, только Гришка тут был чем-то цельным.
Компас.
А люди, медленно продвигаясь в очереди, постепенно теряли свои черты, теряли дар речи, превращаясь в объекты иного рода. Не было конца и края этой массы.
Виноградов подумал: я же домой собирался.
Мысль не то, что сопротивлялась, ее попросту не было. Может быть, вернуться назад, в офис, и попытаться все сделать заново, сесть за рабочий стол и начать с деловых звонков? Он вынул мобильный телефон и куда-то звонил, он говорил, и никто его не слышал. Наконец, он услышал голос Егора, брата его.
- Да, все мы движемся вперед и моложе не становимся, пока не достигаем крайней точки. Но, возможно, и это не конец, а лишь начало. Что-то на счет этого говорили древние.
Только тут Виноградов понял, что видит самого себя, лежащим в гробу. Он, по первой, даже решил, что это кто-то, похожий на него, а если это и он, то это же нельзя понимать вот так, в лоб. Картина его заинтересовала – было в ней что-то правильно расставленное, методическое, и ему вдруг захотелось поговорить, но все испортил Гришка, начав царапаться – а ведь ему казалось, что он нашел собеседника. Это был странный полупрозрачный парень, подозрительно пристроившийся в уголку.
Так, вернулись они в очередь, и Виноградов готов был Гришку поругать, потому что ничего тут не было интересного. Гришка же весело мурчал, и Виноградов даже что-то вспомнил – кот этот сначала жил на даче, и как-то дядя Миша ловил рыбу, но Гришка сырую рыбу не ел, а требовал жаренной, и уже тогда дядя Миша сказал, что у кота этого есть какой-то культурный посыл. А потом он перевез его в частный дом, и там Гришка очень хорошо освоился и как-то особенно выучил свое имя. Обычно же как – кошки реагируют на знакомый голос, а если кто-то другой зовет, то кот или кошка ничего не понимают. Гришка в этом плане грамотный был.
А, вот он какой момент был – дядя Миша тогда магазин расширил, и за прилавком сидела большая, пейзажная, женщина. И как зашел Виноградов, так и услышал:
- Слышь, чего. Подох Гришка.
- А он еще не старый был, - спросил Виноградов.
- Да ну, староват уже.
И теперь вот рыжий Гришка служил курсором, на котором можно было сконцентрировать свое внимание. Пробовал он поговорить с щекастенькой дамой, которая громко с кем-то говорила, но дама словно бы вела видеоблог и ни на кого не обращала внимания. Натолкнулся он на сидящего на корточках чувачка, при сигарете.
- Ты с котом, нормально, - сказал чувачок, - ты смело, э. Главное, не отклоняйся.
- А вы кто? – спросил Зоозащитник.
- Да я присел покурить. Скамеек нет, стоять устал.
Тут чувачок поднялся и пошел в обратную сторону, как говорится, против шерсти. Если ему кто-то мешал, то он порой даже и толкался, но никто не обращал на него внимания. Виноградов попытался сделать шаг назад, но сделать ему это не удалось. Он словно бы тек по реке, и пути назад не было. Спина незнакомцы же еще какое-то время была видна – занятный вроде бы был парень, но как это он так шел туда, куда никому не было дороги?
В какой-то же момент в голове стали роиться рабочие мысли. Охрана животных – дело сложное еще тем, что поначалу надо совмещать его с основной работой, потому что никто ничего тебе не платят, пока не удастся попасть в организацию, у которой есть финансирование, и тут много кругов надо пройти. Во всероссийском движении очень много участников. Животным все меньше места в этом мире. Увлечение же домашними питомцами – это лишь кромка, вопрос намного шире. Вот, например, позвоним администратору группы «Нет живодерам» А. Боброву.
- Это ты не мне звонишь, - тут же ответил Бобров, - а моему подсознанию. Очень рад тебя слышать, Виноградов. Кстати, я был у тебя. Меня никто не приглашал, а я сам приехал. Судьба, брат. Все мы будем там.
- А ты где? – взволнованно спросил Виноградов.
- А сплю я. В сон ты мне звонишь.
- Как же так? Я же по телефону звоню.
- Да, наверное, и по телефону. А может, и не по телефону. Но, если хочешь, у меня тоже телефон. А скоро я снова к тебе приду.
- Как же ты придешь?
- Сорок же дней будет.
- Да ну тебя.
Совсем не понравился Виноградову этот разговор, и так он и шел с котом, обгоняя многих других, что толпились на пути к некой цели. А на сорок дней попал он минут на пятнадцать. Сделал пару шагов вправо, и тут понял, что стоит возле стола, и тут как тут – Бобров. А напротив него – его жена.
- Ой, привет всем, - обрадовался Виноградов, - слушайте, тут такая история, мне тут чего только не причудилось. Сейчас как расскажу. Может, я таблеток каких-то принял. О, Бобров. Здорово. Представь себе, недавно тебе звонил, а ты сказал, что ты был во сне.
Сел Виноградов за стол и все говорил, говорил, не обращая внимания на то, что ему никто не отвечает. Но водки ему налили: подошел к нему тот самый полупрозрачный парень, что был в первый раз и начислил ему, улыбнулся, сделал одобрительный знак рукой. Хотя все картина имела странное постороннее свечение, Виноградова это не расстраивало, и то, что вскоре он вновь оказался при коте, да еще и перед открытой дверью, шло словно вне логики. Ведь вроде бы все уже закончилось, и он в компании родных и друзей, а тут – снова возврат в эту непонятную размытую сизость.
У двери его встретил парень с собачьей головой, напоминающий древнеегипетского бога Анубиса.
- А, вы с котом, - проговорил он, - идите вне очереди. Вам направо.
Уже не лестнице, сразу после поворота, его стали встречать коты, собаки, птицы и даже олени. Стоял галдеж, многие животные даже как будто улыбались. Наметился коридор, и было видно, что выходит он куда-то на природу – вдалеке, за лугом, за лесом, виднелись острые пики синих гор. Веселый ветер, влетая в помещение, радостно гудел. Виноградов шел к выходу в сопровождении большой стаи зверей.
…заканчивает свой интеллектуальный бестселлер «Осиная фабрика» Йен Бэнкс. Изрядно потаскав читателя по жутковатым лабиринтам сознания полусумасшедшего подростка, автор бросает вас именно тогда, когда исполненный гордости за свое читательское терпение, вы наконец-то добираетесь до сути, ровно до того, с чего стоило бы начинать. Если, конечно, думать именно о «сложном психологическом повествовании», которое обещается во всех аннотациях к «лучшему дебюту англоязычной литературы последнего времени». Конечно, меня приучили уже не верить рекламе на обложках, и все же стало обидно, что именно «Фабрику» так долго и пафосно хвалят. Чем же хуже, к примеру, Джонатан Коу, Кристофер Мур или Стелла Даффи? Впрочем, я, кажется, знаю чем. Они тоньше, изящнее, работают не на грубом инстинкте, а на нежном щекотании сокровенных серых клеточек. Ну, впрочем, я не хотела заниматься сравнительным анализом.
(тому, кто не читал «ОФ», под кат лучше не заглядывать…)
«Чудны дела твои, Господи!» — написал Сэмюэль Морзе в своем первом телеграфном сообщении, отправленном в 1844 году из Балтимора в Вашингтон, чем положил начало не только эпохе быстрых сообщений, но и «телеграфному стилю» в литературе.
Совсем недавно мы пережили эпоху смс-сообщений, и те, кто не успел потренироваться в краткости изложения, подсчитывая слова на телеграфных бланках, смогли пройти отличную школу краткости, втискивая мысли в смски.
Как будет выглядеть школа краткого письма у тех, кто опоздал и к смскам?
Подразделение литературы на поэзию и прозу началось с появлением прозы, ибо только в прозе и могло быть произведено. С тех пор поэзию и прозу принято рассматривать как самостоятельные, вполне независимые друг от друга области — лучше: сферы — литературы. Во всяком случае, «стихотворение в прозе», «ритмическая проза» и т. п. свидетельствуют скорее о психологии заимствования, т. е. о поляризации, нежели о целостном восприятии литературы как явления. Любопытно, что подобный взгляд на вещи ни в коем случае не навязан нам критикой, извне. Взгляд этот есть, прежде всего, плод цехового подхода к литературе со стороны самих литераторов.
Природе искусства чужда идея равенства, и мышление любого литератора иерархично. В этой иерархии поэзия стоит выше прозы и поэт — в принципе — выше прозаика. Это так не только потому, что поэзия фактически старше прозы, сколько потому, что стесненный в средствах поэт может сесть и сочинить статью; в то время как прозаик в той же ситуации едва ли помыслит о стихотворении.
Отличный романист Уильям Бойд не так разрекламирован у нас, как его соотечественники Исигуро-Барнс-Макьюэн, ставшие уже почти родными. Как по мне, Бойд им нисколько не уступает. Взять хотя бы его «Броненосца» и «Нутро любого человека» — бездна, просто бездна положительных эмоций.
Но сейчас не об этом, сейчас — о новом романе Бойда «Неугомонная».
Не было моста.
Пащенко на какое-то время забыл даже, как его звали, но отметил, что он и раньше забывал имя. Сегментировались части сознания. Где-то вдали Иванова превращалась в сыр. Чтобы облегчить понимание сути, надо было дозвониться до Ивановой и вернуть ее к жизни, и он знал, что она ответит: О чем это ты?
Но моста теперь точно не было, река передвинулась куда-то вперед, к югу.
- Это все, - сказал он себе.
Одной из проблем является попытка найти себе в двумерном обществе. Не надо искать. Но что тогда делать? Может быть, убивать? А что, если вас насильно сделали обезьяной, но вернуться из обезьян вы не можете? Смириться? Что еще? Убежать? Предлагайте варианты.
Пащенко встал на спуске и смотрел вниз. Мост все же был – его отнесло куда-то вперед, вместе с рекой. На том же месте, где прежде была река, появился залитый водой поселок. Что за поселок? Он много лет видел во сне всю эту катастрофу, но не мог предположить, что все это может случиться наяву. Нужно было спросить у кого-нибудь: так ли все – но никого не было, и он пошел вниз пешком, а как дошел до поселка, оказалось, что тут наставлены какие-то мостки, чтобы не идти вброд. Встретился мужик на лодке. Но о чем его можно было спросить? Ведь ни поселка, ни мужика, еще вчера не было.
Сеня и Коля Горбачёв жили в Дятлово. Колю в детстве называли Михал Сергеевич. Теперь ему было 40 лет, у него до этого было 4 жены, все они теперь отделились, жили сами, ждали, впрочем, как и все русские женщины, чудес. Сене было 35, жена у него была, Тоня с погонялом Сявочка.
В один день Сеня и Коля Горбачёв заработали тыщу рублей в ЖЖ, повесив объявление «Спасение Кошки. Москва». Люди перечислили денег на лечение кошки. Сфотографирован был при этом котёнок Иван Палыча, у него еще было штук пять таких – теперь же предстояло всех их спасти.
Сявочка нажарила котлет, нарезала капусты. Коля Горбачёв сидел возле компьютера в кошачьем сообществе и изображал девушку, у которой болеет кошечка.
-Слы чо, - крикнул он Сявочке.
-Ая! – отозвалась та.
В наших краях такое слово есть «Ая». Его еще переводили как «Аномальное явление», но раньше. Это что-то типа «ась», только заколхозенное смыслами местными. Вообще, ничего великого тут не было, в этой победе. Но факт говорил о многом – на Руси плохо живут только лохи. Умный человек, вот, хотя бы, возжелав забухать, тотчас находит себе способы.
По истории путешествий норвежского исследователя Тура Хейердала можно следить, как менялся мир во второй половине ХХ века. Плавание на плоту «Кон-Тики» через несколько лет после окончания Второй мировой войны – это история о странствии в неведомое. Океан пустынен и чист, главная опасность исходит от стихийных сил. Люди готовы помогать, часто даже безвозмездно. А во время последнего большого плавания экспедиция Хейердала столкнулась с самыми неприятными сторонами цивилизации – всеобщей коммерциализацией, военным противостоянием…
Итак, в ноябре 1977 года известный исследователь Тур Хейердал во главе международной экспедиции отправился в путь на тростниковой лодке «Тигрис», построенной как точная копия древних шумерских судов. Местом старта была деревня Эль-Курна, около которой сливаются великие реки Тигр и Евфрат. Тысячелетия назад здесь существовала одна из древнейших древних цивилизаций Земли, остававшаяся после себя множество загадок.
Рекомендую прочитать — настоящие африканские страсти, любовные интриги и разгадка клубка невероятных событий — все в одном флаконе!
Попробуй, найди тему, когда темы одни и те же. Реальность человека проста, а личностная утонченность зачастую слишком персональна – каждый индивид сам себе кажется микро-богом, но, конечно, бывают и более крупные фигуры – опять же, внутри себя. Экспоненциальный стиль имеет множество ограничений, он напоминает записки парашютиста, который приземлился в очередной раз и увидел вокруг себя привычные контуры. Ничего нового, но старых котов нет. Сеть. Что еще кроме сети?
Джон почему-то вспоминал именно то, как его раскусили именно в Коннектикуте – и ведь хорошо, что все не закончилось тюремным сроком, и Донахью дал ему верное, точное, какое-то бомбометательное определение:
Липкий.
Это б теперь и повторить – Липкий. Джон Подтянул к себе клавиатуру и написал:
Версавия. Главный редактор издательства «Улития».
- Что ж, - сказал он себе, - гробница доблестных — вся земля.
Весь 99-й год он представлялся Пастором и собирал деньги, пока и не произошел акт вскрытия – словно бы взяли и отпаяли горлышко у бутылки с веществом под названием goo. Сила – это понимание того, что люди заняты своими делами, и чем больше дел, тем сильнее автоматизм. Но сильнее всего – дурак, как способ, как средство, как строительный материал для умелых специалистов. Джон, было, решил подвергнуть себя анализу – где же прокололся Пастор? Может быть, червь подточил мостки дороги где-то в процессе прохождения, но между анализом и самоанализом – пропасть. Кислота лишает отваги. Наоборот, движение вперед без оглядки одухотворяет, и здесь ты – первооткрыватель миров и субстанций.
все новости колонки