Смерть зоозащитника
Зоозащитник умер во вторник, до четверга ему казалось, что он продолжает трудиться в офисе, и только ближе к вечеру он осознал, что происходит что-то неладное.
- Что-то не понял, - проговорил он, -а это что за документ?
Выглядело же так, будто бы документ был слегка размыт, при чем, центральная его часть, содержавшая таблицы, читалась, а чем ближе к краю, тем отчетливее становилась размытость, и, наконец, текст уходил в молочную белизну, которая тянулась и дальше. По сути, лист сливался с непонятной туманностью воздуха.
Зоозащитник поднял трубку, чтобы звонить – он любил городские телефоны.
- Алло, - ответили ему.
- Это Виноградов. Я вот что хотел спросить…
Голос его остановился, так как он вдруг понял, что не понимает, что именно спрашивать. Нить замкнулась в круг, нить мысли. Импульс, пробегающий по кольцу, был лишен конкретики.
- Вы же из этой…
- Этой, - отвечал мягкий мужской голос.
- Страна мечты.
- Да, да, Федор.
Фёдор. Зоозащитник разозлился на себя. Надо же, Фёдор. А ведь правда – Фёдор. Но какой еще Фёдор? Кого это зовут Федором? Куда он вообще позвонил?
- Я имею в виду, фирма ваша – Страна мечты.
- Ну это смотря какая мечта, - ответили ему, - или вы думаете, как мечтали – так и дальше, а? Питаетесь?
- Ну да, - ответил он, отодвинул ящик стола и посмотрел на набор концентрированной еды, куда включалась котлета с картофелем «Бериложка», соевый паштет, сухие хлебцы, фруктовый чай.
- Не очень питаетесь, - сказал голос.
- Да, не очень, - ответил Виноградов, повесил трубку и подошел к окну.
Окно выходило во дворы, и вид крыш был наполнен типичной отрадой. Туман присутствовал лишь в комнате, и можно было предположить, что это и правда туман, а значит, произошел некий химический акт. Но как такое могло быть?
Зоозащитник вышел в коридор, дошел до самого его края, остановился у окна, что находилась поодаль лестничной клетки, вынул мобильный телефон и позвонил жене, и разговор был как разговор. Почему-то много говорили о стиральной машине и хлебопечке.
- Откуда у нас хлебопечь, - подумал он после этого, - где она ее взяла? Я же люблю тостовый хлеб из супермаркета, по 45 рублей. Вчера не было, а сегодня она есть – покупка не самая дешевая. А она говорит так, будто бы печь была всегда. Что это ей в голову пришло? Наверное, она сделала это в отместку за то, что мы на прошлых выходных никуда не поехали, потому что я работал по собственной программе. Но это недопонимание было с самого начала – я работаю, чтобы сделать жизнь животных лучше, а она просто зарабатывает деньги. Женщины на ее фирме – все сплошь интереснее, чем она. Как так вышла? А теперь этот трюк с хлебопечкой. Может, она собралась сесть на диету? Да, она собиралась, но уже лет 15 прошло.
Он вынул электронную сигарету – Gult Oasis – это посоветовал…. Стоп, так дело не пойдет. Его фамилия Щукин, он – человек в клеточку. Офис 217. Вкусно? Хотите попробовать? Неужели есть мысл. О, советую. Офис 402, Яков, у них выгодные предложения. Правда крепко?
Виноградов вдруг понял, что сопротивляется. Почему-то представилась лопата, большая ступа, и – кто-то что-то перемешивает в этой ступе, и, словно бы каждый всплеск той жидкости, что вылетает из оттуда, наполнен харизмой. И все это – сплошные картины, полусвернутые, согнутые, вывернутые, с голосами, с вызовом, со странной гордостью. Тут, например, было лицо Блинцова – Мытищенского зоозащитника, который помер лет еще десять назад и однажды приснился. Во сне он вдруг вышел из тьмы и стал куда-то Виноградова увлекать. Тот сопротивлялся и, в итоге, от Блинцова отделался.
Среди лиц была Макаровна, соседка по даче, тоже почившая в Бозе. Лица кошек были родней. Среди череды появлялся давно ушедший Вайс, кот в свое время непомерно круглый.
- Вайс! – позвал Виноградов.
Чем-то темным отозвалось вместо ответа.
- Вайс!
Ему сделалось холодно, и, возможно, во всем было виновато курение, и он повернулся к окну, чтобы взять себя в руки, а следующее решение оказалось удачным ходом. Он позвонил Яковлеву.
- А, привет, - сказал тот, - ты же на счет Челябинска хотел узнать?
- О.
- Что я такого сказал?
- Ты просто напомнил.
- Да я думал, что ты и помнишь.
- Правда, чего-то я забыл.
Он хотел добавить что-то вроде «Александр» или «Алексей», но, вдруг поняв, что почему-то не помнит имени Яковлева, застопорился.
- Но я вспомнил, - продолжил он, - а там же что у нас? Там же все будут? Петров же, наверное, повесил анонс у себя на канале…
Он неприятно удивился, когда понял, что его никто не слушает – то ли Яковлев сознательно отключился, то ли это был какой-то сбой. Виноградов уставился, было, на экранную заставку, но потом пробежался по приложениям, открыл фотоальбом и улыбнулся сам себе – это он делал сэлфи в собачьем приюте, на фоне питомцев, и кадры были как кадры, и – несколько фотографий с Денисовой. Жена еще не видела, а то бы обязательно спросила:
- Леша, какой-то ты странный, а?
А он бы переспросил:
- А чего это я странный?
- Ну, подумай.
- Не знаю.
- Угадай.
- Ты, наверное, фотки смотришь в телефоне.
- Ну-ну.
- Красивые собаки?
- А она ничего.
- Это Денисова.
- Денисова, значит.
Не у всех женщин есть свойство «всё» - это о какой бы ты части ее ни подумал, так все в ней хорошо, а потому, тут и не совсем уместны разговоры о душе. Глазами же можно поедать кого-угодно, преступления в том никакого нет, да и заподозрить в грехе нельзя. Кто знает, что в голове у человека? Женщина также не может быть стерильной женой, иначе она будет уже не человеком, а приставкой, да и не бывает абсолютных приставок – если только она не выполняет роль агента.
А вот фотоальбом «В редакции», когда это было? А тут Аня ничего не сказала, видимо, решив, что, раз девушки тут совсем не возрасту, то и спрашивать не надо.
Он вернулся в офис, рылся в бумагах, потом все же поймал себя за мысль, сконцентрировался и стал заполнять отчеты в программе отчетов, и тут пришло тепло, и он понял, что рад. Наваждение прошло. Он включил музыку, надел наушники, и так можно было работать до конца рабочего дня, если б только кто-нибудь не пришел в офис.
Родионов? Он задумался. Черт-те что, кто такой Родионов? Почему, едва мысль пришла в голову, Родионов существовал, и тут же он словно отказался существовать, и вся информация о нем куда-то делась. Но в тот момент, когда он о нем вспомнил, все было отчетливо. Вот, пожалуйста, все в порядке со скайпом, аватарки снабжены зеленым кружочком, Еремеева, как ее, Люда, Люда….
Виноградов почесал голову и подумал, что, скорее всего, надо купить хорошую банку энергетического напитка, а еще лучше, выйти на свежий воздух, потому что…. Привет.
И в поле чата значок ручки, что означал, что клиент пишет ответ, долго оставался в одном и том же положении. Что-то подвисала там Люда Еремеева из…. Из центра…. Да, из центра.
- Привет, - ответила Еремеева.
- Мы же виделись на конференции месяц назад.
- ОК.
- Как у вас дела?
- Да, я помню, мы с вами кофе пили, вы такой интересный.
Хорошо, когда женщина говорит, что мужчина интересный – тут одним разом можно разогнать все тучи в мире настроения, даже если это – всего лишь сиюминутная переписка.
- Это же были 14-я конференция по правам животных Сибири?
- Да.
- Я просто думал, что мы были в Москве.
- Нет, нет, в Сибири. А что, мы виделись где-то еще?
- Просто вы рассказывали, что были в Минске.
- А, я помню. Нет, я вам сказала, что я не была в Минске. Просто хотела, но не получилось.
- Вы….
- Извините, мне пора бежать. Вы же Евгений?
- Пётр.
- Ой, простите, Пётр, вы у меня записаны как Евгений. Просто мне бежать надо. Еще спишемся, ага?
- До встречи.
Покуда он закрывал окна в компьютере, ему попался отчет о конференции, и почему-то обозначенная дата находилась где-то далеко позади, практически шесть лет назад, и тогда Зоозащитник принялся просматривать документы, и, не веря своим глазам, даже щелкнул правой кнопкой на фотографии, и тут все сходилось. 14-я конференция. А вот и Люда Еремеева. Хотя бы немного счастья для глаз, когда вокруг так много красивых дам, и все ему улыбаются, хотя он – уже практически седеющей ветеран, а это…. То ли Борисова, то ли Мошкова. А если это было шесть лет назад, то они уже совсем другие, а он – еще старше. Нет, надо идти.
Это кажется Еремеева и занимались проблемой птиц. Или то была другая какая Еремеева? Пока он ехал, в магнитоле играл задорный бит – в последнее время он стал слушать что-то более новое, простое, даже, можно сказать, безыдейное. Музыка играет большую роль в жизни человека, если он способен ее воспринимать, потому что, хотя вроде бы все и вылеплены из одного теста, на деле все далеко не так. Но дела способны заместить собой всё. Какая разница что играет? Но кто-то слушал классику. Едва появилась эта фамилия у него в голове, так и сбежала, а, кроме того, Виноградов не заметил того момента, как припарковался, вышел из машины, зашел в дом, и вот, сидел за столом напротив тестя.
- Это ж наврали, а? – сказал тесть. – Я потом понял, что сосед придумал, а она не придумывала ничего.
Виноградов почему-то подумал, что придет теща, но, слава богу, ее не было – но и выпивать с тестем он не собирался, так как был за рулем.
- А ты точно за рулем? – спросил он. – Может, тебе показалось? А я не пойму, куда тебе с этой работой спешить? Завтра какой день?
- Да день как день. Просто вот заехал.
- Как всегда мимо ехал? У вас же офис аж в том конце, значит, не мимо.
- Так то на старой было работе. А теперь по пути.
- Давно работу сменил?
- Давно, - Виноградов вздохнул.
Как-то слишком уж ярко было в комнате – попытавшись найти источник света, он посмотрел на плафон, но тот был выключен. Не было ни настольной лампы, ни телевизора – хотя нет, какой-то крошечный телевизор все же был на стене – очень неудобно, все время надо голову задирать. Вот точно так же он голову задирал в день похорон тестя, когда не о чем было говорить, а телевизор работал почти без звука, и, собственно – собственно больше ничего.
- Ну и как? – спросил тесть, наливая пятьдесят.
- Наверное, - пробормотал Виноградов, понюхал водку. Хорошо пахла водка. В ней были ясные образы желтых полей, полных готовых к службе пшеницы. Какая-та идеальная картина имела тут место. Чего хотел тесть, если умер?
- А куда ты засобирался? – спросил он. – Куда ты опаздываешь? Леш, не слышишь?
- Да надо ехать, - ответил Виноградов.
- Да может, тебе кажется, что надо куда-то ехать. Бежишь ты все время куда-то, а вернее сказать, бежал. А тут бы взять, сесть и посидеть. А ты все не сидишь, Леш. Сколько тебе лет? Сколько вот сейчас есть, столько и будет теперь всегда, ни минуты больше. Это если б было куда идти, то ладно, иди, дыши, может, добавят тебе много. Хочется, чтобы много добавили. Но уже не добавили, Лёш. Нет, если хочешь, то и беги, я тоже бегал, думал, что назавтра поедем за дачу за клубникой. Все говорю, говорю жене, а как о стенку горох, я даже разозлился. Чего ты, мол, не понимаешь? А я еще долго собирался. Даже, знаешь, недавно снова подумал – это когда это мы снова поедем?
- А где Нина Ивановна, - осведомился Виноградов.
- Давай уже, а то ты так и убежишь, не выпив.
А правда, водка какая-та совсем замечательная была, а уж как он поехал, то позвонил по пути жене, говорили они долго, и как-то по маслу все шло – и пробки небольшие, и музыка по радио хорошая, и что-то еще, невыразимое, и даже кот оказался на пассажирском сидении, и какое-то необыкновенное тепло от него шло. На самом деле, животные в этом мире не ограничиваются кошками и собаками, но вот кто это был? Ведь звали как-то этого кота.
По радио вновь бубнило что-то ритмично-конструктивное. Зоозащитник привык строить планы, и тут ему снова представился его новый ежедневник, а дело было из области техники мысли. Пробовал он и программы на телефоне – составишь график, ждешь напоминаний – сначала все идет как по маслу, а потом что-то вечно утекает, и, в итоге, о программе этой забывается. Такие же программы были и для ПК. Но все же, старый добрый ежедневник обслуживал ум наилучшим образом.
Он остановился и некоторое время стоял, вспомнил про кота, но не было кота, и музыка словно бы ушла куда-то под капот. И словно бы шел дождь. А вот кот, он оказался почему-то снаружи, значит, не показалось – если б только дождь прекратилось. В этой двойственности не было понимания, и все зависело от желания. Выглядело это, как если бы окружающее пространство и внутренний мир могли поменяться местами.
По сути, сигарета.
Кто-то махнул ему рукой. Улыбнулась собака. Даже голос пролетающей птицы был слышен, но, может быть, мысль? Люди, быть может, о птицах думают лишь в контексте, в пределах самих себя, а вот дядя Миша еще в те годы продавал корма, утверждая, что занятие это прибыльное и по сути вечное – домашних животных с каждым годом все больше, и денег больше, бери, да и расширяйся. И расширялся он, пока не помер. И, как же так теперь было, дядя Миша неспеша шел по тротуару – по виду совсем такой же, каким он был в последний год, с черным пакетом и какой-то сумкой через плечо. Виноградов наблюдал это в тишине всего, что могло быть тишиной – слово, мысль, динамики магнитолы, какие-то внешние источники.
- Как же так, - наконец, подумал он.
Дядя Миша вдруг вернулся, открыл дверь и был он с котом.
- Ну что, Лёша, - проговорил он весело.
- А вы что же, - ответил Виноградов.
Сигареты как сигарета. Дым вальяжно уходит форточку. Вот в мире чувств все слишком иначе. Может быть, именно дядя Миша принес с собой облако новых флюидов.
- Помнишь, это же Гришка, - сказал дядя Миша, указывая на кота.
- Вспомнил. Он же потерялся. Так это давно было. Это ж сколько лет назад?
- А мы встретились и теперь не расстаемся. А это он меня и привел – говорит, пойдем, пойдем. И идем мы. И вот, и пришли.
- И что же будем делать?
- А поехали, там сам увидишь.
И ехали они, и шли, и было тут множество людей, которые почему-то казались Зоозащитнику знакомыми, хотя он и не мог понять, почему. В чем же радость, когда нет видимых причин? Собственно, радость – эта форма, объект, сущность персонального мира – но тут все эти миры объединялись и даже каким-то образом испарялись, образуя облака тумана. Толпа, казалось, собралась на праздник, но при внимательном рассмотрении можно было понять, что тут имеет место направление.
- Возьми Гришку, - сказал дядя Миша, - с котом пропускают без очереди. И иди смело. Давай, не обращай ни на кого внимания.
Мысль расплеталась, словно до этого она была, например, шнуром, куском ткани, а теперь стала набором отдельных волокон. Может быть, только Гришка тут был чем-то цельным.
Компас.
А люди, медленно продвигаясь в очереди, постепенно теряли свои черты, теряли дар речи, превращаясь в объекты иного рода. Не было конца и края этой массы.
Виноградов подумал: я же домой собирался.
Мысль не то, что сопротивлялась, ее попросту не было. Может быть, вернуться назад, в офис, и попытаться все сделать заново, сесть за рабочий стол и начать с деловых звонков? Он вынул мобильный телефон и куда-то звонил, он говорил, и никто его не слышал. Наконец, он услышал голос Егора, брата его.
- Да, все мы движемся вперед и моложе не становимся, пока не достигаем крайней точки. Но, возможно, и это не конец, а лишь начало. Что-то на счет этого говорили древние.
Только тут Виноградов понял, что видит самого себя, лежащим в гробу. Он, по первой, даже решил, что это кто-то, похожий на него, а если это и он, то это же нельзя понимать вот так, в лоб. Картина его заинтересовала – было в ней что-то правильно расставленное, методическое, и ему вдруг захотелось поговорить, но все испортил Гришка, начав царапаться – а ведь ему казалось, что он нашел собеседника. Это был странный полупрозрачный парень, подозрительно пристроившийся в уголку.
Так, вернулись они в очередь, и Виноградов готов был Гришку поругать, потому что ничего тут не было интересного. Гришка же весело мурчал, и Виноградов даже что-то вспомнил – кот этот сначала жил на даче, и как-то дядя Миша ловил рыбу, но Гришка сырую рыбу не ел, а требовал жаренной, и уже тогда дядя Миша сказал, что у кота этого есть какой-то культурный посыл. А потом он перевез его в частный дом, и там Гришка очень хорошо освоился и как-то особенно выучил свое имя. Обычно же как – кошки реагируют на знакомый голос, а если кто-то другой зовет, то кот или кошка ничего не понимают. Гришка в этом плане грамотный был.
А, вот он какой момент был – дядя Миша тогда магазин расширил, и за прилавком сидела большая, пейзажная, женщина. И как зашел Виноградов, так и услышал:
- Слышь, чего. Подох Гришка.
- А он еще не старый был, - спросил Виноградов.
- Да ну, староват уже.
И теперь вот рыжий Гришка служил курсором, на котором можно было сконцентрировать свое внимание. Пробовал он поговорить с щекастенькой дамой, которая громко с кем-то говорила, но дама словно бы вела видеоблог и ни на кого не обращала внимания. Натолкнулся он на сидящего на корточках чувачка, при сигарете.
- Ты с котом, нормально, - сказал чувачок, - ты смело, э. Главное, не отклоняйся.
- А вы кто? – спросил Зоозащитник.
- Да я присел покурить. Скамеек нет, стоять устал.
Тут чувачок поднялся и пошел в обратную сторону, как говорится, против шерсти. Если ему кто-то мешал, то он порой даже и толкался, но никто не обращал на него внимания. Виноградов попытался сделать шаг назад, но сделать ему это не удалось. Он словно бы тек по реке, и пути назад не было. Спина незнакомцы же еще какое-то время была видна – занятный вроде бы был парень, но как это он так шел туда, куда никому не было дороги?
В какой-то же момент в голове стали роиться рабочие мысли. Охрана животных – дело сложное еще тем, что поначалу надо совмещать его с основной работой, потому что никто ничего тебе не платят, пока не удастся попасть в организацию, у которой есть финансирование, и тут много кругов надо пройти. Во всероссийском движении очень много участников. Животным все меньше места в этом мире. Увлечение же домашними питомцами – это лишь кромка, вопрос намного шире. Вот, например, позвоним администратору группы «Нет живодерам» А. Боброву.
- Это ты не мне звонишь, - тут же ответил Бобров, - а моему подсознанию. Очень рад тебя слышать, Виноградов. Кстати, я был у тебя. Меня никто не приглашал, а я сам приехал. Судьба, брат. Все мы будем там.
- А ты где? – взволнованно спросил Виноградов.
- А сплю я. В сон ты мне звонишь.
- Как же так? Я же по телефону звоню.
- Да, наверное, и по телефону. А может, и не по телефону. Но, если хочешь, у меня тоже телефон. А скоро я снова к тебе приду.
- Как же ты придешь?
- Сорок же дней будет.
- Да ну тебя.
Совсем не понравился Виноградову этот разговор, и так он и шел с котом, обгоняя многих других, что толпились на пути к некой цели. А на сорок дней попал он минут на пятнадцать. Сделал пару шагов вправо, и тут понял, что стоит возле стола, и тут как тут – Бобров. А напротив него – его жена.
- Ой, привет всем, - обрадовался Виноградов, - слушайте, тут такая история, мне тут чего только не причудилось. Сейчас как расскажу. Может, я таблеток каких-то принял. О, Бобров. Здорово. Представь себе, недавно тебе звонил, а ты сказал, что ты был во сне.
Сел Виноградов за стол и все говорил, говорил, не обращая внимания на то, что ему никто не отвечает. Но водки ему налили: подошел к нему тот самый полупрозрачный парень, что был в первый раз и начислил ему, улыбнулся, сделал одобрительный знак рукой. Хотя все картина имела странное постороннее свечение, Виноградова это не расстраивало, и то, что вскоре он вновь оказался при коте, да еще и перед открытой дверью, шло словно вне логики. Ведь вроде бы все уже закончилось, и он в компании родных и друзей, а тут – снова возврат в эту непонятную размытую сизость.
У двери его встретил парень с собачьей головой, напоминающий древнеегипетского бога Анубиса.
- А, вы с котом, - проговорил он, - идите вне очереди. Вам направо.
Уже не лестнице, сразу после поворота, его стали встречать коты, собаки, птицы и даже олени. Стоял галдеж, многие животные даже как будто улыбались. Наметился коридор, и было видно, что выходит он куда-то на природу – вдалеке, за лугом, за лесом, виднелись острые пики синих гор. Веселый ветер, влетая в помещение, радостно гудел. Виноградов шел к выходу в сопровождении большой стаи зверей.
