Портал концептуальной литературы
Ой ну не могу я больше с Оксанки. Ну такая масёха! Уже как подругу представить у приличном обществе стыдно. Поцаньчики с тормозного завода ваще перистали приглашать на портвейн у беседку детсада №2 опосля дискотеки.
Короче раз она звонит по мобильнику (у меня Самсунг если кто не знает) и зовёт продигустирувать новый модный напиток Миринда и поглядеть на новое домашнее животное. Ну я пониланидура шо предки хомячка обещаного ей таки подорили. Прихожу, а она ставит заместо Миринды для угощения баночку – ну мочу ещё у таких сдают.
– Гляди, – говорит, – какое у меня домашнее животное.
Я зырк – нихрена не вижу, тока подтёки от маянеза коло крышечки. Тода она гордо, как ихний Ким Чен Ир на параде, достаёт с сумочки лупу, наводит на баночку и щюрит свои косые зёнки. А я нихрена не вижу.
– Ну на уже, – даёт Оксанка лупу, – тока баночку не открывай, а то выпрыгнет. Вун гляди на дне жучок такой маленький.
А я нихрена не вижу. Тода она мне коментирувает:
– Я его у пупке нашла. Мне трошки чесалося, дык я его ногтем выколупала… Ну вун же, вун, серенький, ещё лапками шавелит!
А я нихрена не вижу. Тода она сняла крышку и заместо её лупу приставила. Ну я зырк, и тут чуть не уписялась.
– Ой Оксанка, так то ж мандавошка! Где подчепила, шалава?
– Ой ну ты мне не рассказвай, а то я не знаю где мандавошки водяться. Я ж не у писе жучка нашла, а у самом пупке. Он туда наверно залез кода мы с папаней у субботу на конференцию у область ездили, и покудова он был на совещании, я нюхала очень прекрасные цветы у скверике. А потомукак на мне была коротенькая оранжевая маечка (ну которую ты ещё поносить просила), дык жучок с цветка у голый пупок и перепрыгнул, где свил гнездо.
– Ну ты мамане своей сказки про аленький цветочек рассказвай! А пупок брить надо. Ты завчера опосля дискотеки куда с кривоносым алкашом Пашкой таскалась?
– Ой ну ничего ж не было. Ну трошки у кустах потискалися, тока я не сомлела, и он попросил 30 рублей до получки. Откудова у Пашки мандавошки, он же с интилегентной семьи, у его маманя, покудова не спилася, у раёне на базе ж работала. Да ты окромя мандавошек у жизни своей пэтэушной и паучков настоящих не видела!
Крепко меня обидела подруга. Ну ладно думаю, ещё поглядим, кто культурней и эрудированей.
– Ну на шо спорим шо мандавошка?
– Ну… На калготки сереневые, шо ты с Москвы привезла!
Вот такая алчная у меня подруга, хоть и имеет папаню главного по «Единой России» на посёлке, который на персональной машине ездиит и дочке своей мобилы с виброзвонком купляет. Тода я своё условие ставлю:
– А кода всё ж мандавошка, дык ты мне плеер отдаёшь и диск на котором песня «Ты люби меня везде 18 мне уже», согласная?
– Ладно, тода щас пойдём до нашей училки биологии, пускай она тебе расскажет всю правду про пауков.
– Ой да шо твоя училка знает?! У ей же гидры с инфузориями одне у голове и сеточка под которой колтун. Давай, – говорю, – пойдём до Верки.
– Ой ты шо! Это ж проститутка, до её тока ж зелёные поцаньчики и старые пердуны с тормозного за бутылку палёнки ходют! Меня ж маманя прибьёт, кода узнает куда мы попёрлися.
– Зато Верка школу жизни прошла и кончила. Она мне раз мандавошек показвала и рассказвала, как керосином их лечила. Она их узнает с первого взгляда, как бутылку самогонки.
– Ладно, уговорила, – сдаеться Оксанка. – Сходим до училки, а потом до Верки. Тока сначала паучка покормим.
Притащила с кухни чипсов со вкусом бекона (а мне попробывать не дала) и накрошила у баночку, во дура, и ждёт как у зоопарке часов приёма пищи.
– Во видишь, не кушает твоя мандавошка чипсов!
– Ой ну у тебя ж тоже невсегда есть аппетит. Вот щас попить налью моему маленькому…
Накапала Миринды пипеткой, а потом проколола шилом дирочку у капроновой крышке, шоб животное дышало.
И тут своими варикозными ногами заходит у комнату Оксанкина маманя и шавелит небритыми усами. Оксанка тока ховать баночку у сумку, а маманя как рыкнет:
– А ну покаж, какой крем ты у меня на этот раз спёрла!
Ну Оксанка как всегда оправдываться, чуть не плача:
– Ой не пёрла я твоих кремов, ну раз тока нашла за унитазом который закатился.
– А ну покаж, шо за банку ховаешь! – челюсть маманькина и без того с неправильным прикусом отвисла как у бульдога.
– Ой ну на, гляди! – вся у нерве хлопнула банкой об стол Оксанка.
Маманя открыла и засунула свой клюв у мандавошкину резервацию.
– А шо чипсы персиком воняют? Ты шо по-человечески покушать не можешь? Мать вон курочку сготовила и мясо по-корейски. Это приблуда Терезка тебя всё подбивает дрянь всякую жрать. Скока раз говорила шоб ты с ей не водилася!
Во жадная жадина, хуже Оксанки. Плевать мне на ейную куру, я ж тока по зову подруги пришла на животное позырить, а не испытывать оскорбления.
– Все, Оксанка, – говорю я громко, – нагляделась я на твою мандавошку и увесь твой домашний зоопарк, а теперя пора мне у столовку, покудова не истекло время трудящих для приёма пищи. Кушайте с маманей куру и свою кошерную свинью, а мандавошки ваши семейные нехай задавяться Мириндой с чипсами. Не буду мешать, – сказала я гордо и пошла у колидор одевать туфли на каблуке 16 сантиметров.
– Кааак мандавошки?! – заорала маманя, шо ажно у меня захолонуло.
– Ой ну это всё Терезка придумала. У баночке ж паучок, которого я у цветах нашла, – чуть не плачет Оксанка и голову уже пригинает опастливо.
– А ну покаж! – маманя берет лупу, а на морде уже переменжовываеться противоречие промеж оторвать Оксанке голову и круговой обороной семейной репутации. Крепко выразительное лицо. – Ну и какая ж это мандавошка? Это ж детёныш паука, которого у «Мире животных» показвали. Тока питаеться он не чипсами, а маленькими мухами. Его надо щас же выпускать у палисадник, тока не коло нашего дома. – Ну хоть бы моргнула вруня, шоб ей куриная кость поперек заднего прохода встала.
Оксанка подлюка согласно так кивает. А маманя разражаеться:
- Конечно, про мандавошку всё Терезка насочиняла, шоб слухи потом по посёлку распускать про членов семьи крупного общественного деятеля и давать пищу врагам правительственных органов. Нехорошо, Тереза! Жалко шо ты своё дибильное ПТУ уже кончила, а то бы устроили собрание.
- Это моё ПТУ дибильное? Щас же пойду до училок и расскажу всю клевету шо вы наговорили про лучшее на раёне учебное заведение. Ой ну вы просто завидуете моей бронзовой медали! Потомукак вашей Оксанке атестат ваще тока за взятку дали!
Это было не у бровь, а у глаз, с которого немедленно посыпалися искры.
– Ах ты паскуда! Шоб я тебя сплетницу больше коло моей дочери не видела! И до нас больше шоб не препиралася! Нечего колхозницам ходить на белый унитаз! Нечего... нечего... нечего...
А я уже плюнула, хлопнула ихней дверью и гордо пошла на двор. Тока вернулась тихенько подслухать за дверь. Ой шо там было!
Маманька видно била Оксанку кухонной утворью и тяжёлыми предметами первой необходимости, потомукак та вижжала как бензопила “Дружба” и всё причитала, шо не знает, откудова мандавошки и шо не давала поцаньчикам, блюдя на дискотеке честь многонациональной семьи отвественного партработника.
А назавтра Оксанка с опухшей губой, синяком под глазом и запахом керосина подкараулила меня коло общежития и подорила плеер с наушниками и даже оранжевую маечку, хоть я и не просила. А ещё угостила персиковой Мириндой. И мы помирилися, потомукак я не злопамятная и болтать про мандавошек не привычная. Теперь все товарки просят послухать «Ты люби меня везде 18 мне уже» и больше не говорят, шо Терезка не модная. А Миринда трошки говней за кокуколу лайт, промежду прочим.
Не было моста.
Пащенко на какое-то время забыл даже, как его звали, но отметил, что он и раньше забывал имя. Сегментировались части сознания. Где-то вдали Иванова превращалась в сыр. Чтобы облегчить понимание сути, надо было дозвониться до Ивановой и вернуть ее к жизни, и он знал, что она ответит: О чем это ты?
Но моста теперь точно не было, река передвинулась куда-то вперед, к югу.
- Это все, - сказал он себе.
Одной из проблем является попытка найти себе в двумерном обществе. Не надо искать. Но что тогда делать? Может быть, убивать? А что, если вас насильно сделали обезьяной, но вернуться из обезьян вы не можете? Смириться? Что еще? Убежать? Предлагайте варианты.
Пащенко встал на спуске и смотрел вниз. Мост все же был – его отнесло куда-то вперед, вместе с рекой. На том же месте, где прежде была река, появился залитый водой поселок. Что за поселок? Он много лет видел во сне всю эту катастрофу, но не мог предположить, что все это может случиться наяву. Нужно было спросить у кого-нибудь: так ли все – но никого не было, и он пошел вниз пешком, а как дошел до поселка, оказалось, что тут наставлены какие-то мостки, чтобы не идти вброд. Встретился мужик на лодке. Но о чем его можно было спросить? Ведь ни поселка, ни мужика, еще вчера не было.
Сеня и Коля Горбачёв жили в Дятлово. Колю в детстве называли Михал Сергеевич. Теперь ему было 40 лет, у него до этого было 4 жены, все они теперь отделились, жили сами, ждали, впрочем, как и все русские женщины, чудес. Сене было 35, жена у него была, Тоня с погонялом Сявочка.
В один день Сеня и Коля Горбачёв заработали тыщу рублей в ЖЖ, повесив объявление «Спасение Кошки. Москва». Люди перечислили денег на лечение кошки. Сфотографирован был при этом котёнок Иван Палыча, у него еще было штук пять таких – теперь же предстояло всех их спасти.
Сявочка нажарила котлет, нарезала капусты. Коля Горбачёв сидел возле компьютера в кошачьем сообществе и изображал девушку, у которой болеет кошечка.
-Слы чо, - крикнул он Сявочке.
-Ая! – отозвалась та.
В наших краях такое слово есть «Ая». Его еще переводили как «Аномальное явление», но раньше. Это что-то типа «ась», только заколхозенное смыслами местными. Вообще, ничего великого тут не было, в этой победе. Но факт говорил о многом – на Руси плохо живут только лохи. Умный человек, вот, хотя бы, возжелав забухать, тотчас находит себе способы.
По истории путешествий норвежского исследователя Тура Хейердала можно следить, как менялся мир во второй половине ХХ века. Плавание на плоту «Кон-Тики» через несколько лет после окончания Второй мировой войны – это история о странствии в неведомое. Океан пустынен и чист, главная опасность исходит от стихийных сил. Люди готовы помогать, часто даже безвозмездно. А во время последнего большого плавания экспедиция Хейердала столкнулась с самыми неприятными сторонами цивилизации – всеобщей коммерциализацией, военным противостоянием…
Итак, в ноябре 1977 года известный исследователь Тур Хейердал во главе международной экспедиции отправился в путь на тростниковой лодке «Тигрис», построенной как точная копия древних шумерских судов. Местом старта была деревня Эль-Курна, около которой сливаются великие реки Тигр и Евфрат. Тысячелетия назад здесь существовала одна из древнейших древних цивилизаций Земли, остававшаяся после себя множество загадок.
Рекомендую прочитать — настоящие африканские страсти, любовные интриги и разгадка клубка невероятных событий — все в одном флаконе!
Попробуй, найди тему, когда темы одни и те же. Реальность человека проста, а личностная утонченность зачастую слишком персональна – каждый индивид сам себе кажется микро-богом, но, конечно, бывают и более крупные фигуры – опять же, внутри себя. Экспоненциальный стиль имеет множество ограничений, он напоминает записки парашютиста, который приземлился в очередной раз и увидел вокруг себя привычные контуры. Ничего нового, но старых котов нет. Сеть. Что еще кроме сети?
Джон почему-то вспоминал именно то, как его раскусили именно в Коннектикуте – и ведь хорошо, что все не закончилось тюремным сроком, и Донахью дал ему верное, точное, какое-то бомбометательное определение:
Липкий.
Это б теперь и повторить – Липкий. Джон Подтянул к себе клавиатуру и написал:
Версавия. Главный редактор издательства «Улития».
- Что ж, - сказал он себе, - гробница доблестных — вся земля.
Весь 99-й год он представлялся Пастором и собирал деньги, пока и не произошел акт вскрытия – словно бы взяли и отпаяли горлышко у бутылки с веществом под названием goo. Сила – это понимание того, что люди заняты своими делами, и чем больше дел, тем сильнее автоматизм. Но сильнее всего – дурак, как способ, как средство, как строительный материал для умелых специалистов. Джон, было, решил подвергнуть себя анализу – где же прокололся Пастор? Может быть, червь подточил мостки дороги где-то в процессе прохождения, но между анализом и самоанализом – пропасть. Кислота лишает отваги. Наоборот, движение вперед без оглядки одухотворяет, и здесь ты – первооткрыватель миров и субстанций.
Бабки, бабки. В бабках хорошо. В бабках, как в кустах счастья. Еще лучше, когда есть таинство бабок, а тут все делится на два направления, где первое – это познание, а второе – естествознание. Например, ты проверил свои способы урвать что-то на практике, встречаешь товарища, а тот говорит:
- Слышь, как сам?
- Да так, - отвечаешь ты, - сойдет. А ты?
- Да так. Но так, соточку получаю, но это так.
- А….
- Ну это так, братан, оно не всегда.
- Ага…
- Бывает и больше.
Ближе к новому году Миша С. задумался о дисках. Хотя времена дисков прошли, он пришел в магазин и сделал запрос. Менеджер, включив режим «я дергаюсь», шелестел. Оказалось, что дисков очень много, и почему-то очень много дорогих.
- Братан, не надо дорогие, - с раздражением сказал Миша.
В тот день мелкий снег обозначил толерантность зимы – приходить она не собиралась, но лишь вертела воображаемым хвостом, заставляя машины разгонять сырую грязь. Ёлок почему-то не продавали, говорили, что и не будут продавать – в этом виделся какой-то заговор. Дисков в магазине было полным-полно, покупали их теперь мало, так как, в-основном, пользовались флеш-накопителями. Диски спали в своей пластмассовой грусти.
Снег облагораживает пространство, словно бы воздух осветлился, пройдя через фильтры невидимого духа. Леса родины хранят много необычайного. Металлы, во всем их многообразии, могут находиться в самом разном состоянии, и самое важное из них – это духовное. Стружка это, или мелкий песок, или плавление идей – но, когда идешь ты, радуясь тому, как хорошо метет по всей земле, и как по боку тебе привычные стандарты, ты понимаешь всю силу веществ.
Если ты находишь в лесах Ленинградской области брошенную радиолокационную станцию «Терек», СССР вдруг восстает ото сна, представая пред тобой отдельным вертикально стоящим существом. Он в халате. Это Доктор. Доктор СССР.
Я прочитала лишь одну из них, о второй нынче гудит охочий до скандальных сенсаций рунет. Еще бы, книга с таким названием… О том, что же у нас с головой, по мнению финской радиоведущей Анны-Лены Лаурен, много лет проработавшей в Москве и Петербурге, мы и узнаем из ее книги. И несмотря на прекрасное знание Анной-Леной русского языка, писала она все-таки не на нем, и перевела ее впечатления другая Лена — автор нашего портала Елена Николаева (Тепляшина). Чем мы и хвастаемся.
Вторая книга — совсем другая. Это детектив, написанный новым автором Ларсом Кеплером, хитро закрученный, очень динамичный и изрядно страшный.
Думаю, вы уже догадались, что историю о расследовании, которое проводит «горячий финский парень» сероглазый комиссар Йона, перевела для нас тоже Лена Николаева.