Портал концептуальной литературы
Вчера я принял решение: допишу дневник и уйду из этого мира. Впереди пожизненное заключение, серость тюремных будней, тоска, моральное страдания и унижения. Такая жизнь мне не нужна.
В душе я надеюсь на то, что Бог всемилостив и обязательно простит меня за мои дела. Да и грехи мои не столь тяжкие… Да, я лишил жизни около десятка человеческих существ. Ну и что же из этого? Другие сотнями, тысячами, губят ни в чем не повинных людей и ничего. Живут, наслаждаются, и весь мир у их ног. Ещё, простодушные обыватели, голосуя на выборах позволяют им продолжать пить кровь у них же. Где справедливость?
Один добрый человек помог мне вывесить мои дневники в сети Интернет (за это ему огромное спасибо!) и даже принес распечатки отзывов, которые, не скрою, огорчили меня.
Я надеялся на понимание и сопереживание читателей, но они повели себя точно так же как следователь и тюремный персонал – злобно, с ненавистью. Жаль…
Кстати, пользуясь случаем, хочу спросить тех, кто читает эти строки: а ну-ка, загляните внутрь себя, покопайтесь-ка в глубинах своего разума. Разве там не сидит, на грани подсознания, НЕЧТО - темное, свирепое и неподвластное вам? Это НЕЧТО заставляет вас с непонятным любопытством протискиваться через толпу, чтобы взглянуть на размазанные по асфальту мозги жертвы автокатастрофы. Это ОНО двигает вами, когда, обезумев от ярости до потемнения в глазах, вы набрасываетесь на своего обидчика с кулаками. Это ОНО заставляет вас смотреть «ужастики», доверчиво воспринимая киношный кетчуп за потоки крови. ОНО есть в вас и будет всегда! А я такой же как и вы, только моё НЕЧТО разрослось до огромных размеров и уже повелевает мной.
Впрочем, продолжим дневник…
- - - - - - - - - - - - - - - - -
За годы учебы в пединституте я сблизился с однокурсником - Андреем, который впоследствии сыграл роковую роль в моей жизни… Родом он был из глухой армянской деревушки, внешне неказист и, так же как и я, был робок в общении с девушками. Не скрою, несколько раз мой друг намекал мне на интимную близость, но я решительно отвергал все его предложения. Гомосексуализм, после моего пребывания в следственном изоляторе, был мне отвратителен. Воспоминания о том, что я там испытал, до сих пор вызывают ужас и отвращение к лицам своего пола.
С Андреем мы часто разговаривали на интимные темы, делись впечатления от немногих пережитых нами сексуальных похождений. Конечно, я не рассказывал ему о своих настоящих приключениях, но охотно поддерживал беседу. Однажды он поведал мне о том, что некоторые его соплеменники используют для своих утех животных. Краснея и смущаясь признался в том, что несколько раз пробовал молодую ишачиху (или ишачку?) и остался очень доволен. Меня это необычайно заинтересовало и мы сговорились на каникулах поехать к нему на родину…
Впервые я был в подобной местности и суровая, мрачноватая красота Северного Кавказа произвела на меня большое впечатление. С мытарствами, на автобусах, попутных машинах и пешком мы, в конце концов, добрались до забытого всеми аула, со всех сторон стиснутого изумрудно-зелеными, в серых проплешинах камней, склонами гор.
Помню что меня, городского жителя, неприятно поразила неопрятность убогой сельского жилья, а шумное застолье, организованное в честь нашего прибытия, показалось несколько утомительным.
Стемнело. Спать меня положили в отдельной комнате на втором этаже. В предвкушении новых ощущений, я терпеливо ждал Андрея, который обещал г ночью провести меня на скотный двор, к предмету нашего сексуального вожделения. Постепенно шум шагов и скрип половиц в старом доме затихли. Изредка слышались непонятные шорохи, скрипы и храп, доносившийся из-за тонких дощатых перегородок.
Когда я уже совсем потерял терпение, дверь приоткрылась и в комнату проскользнул Андрей. На ощупь и крадучись он повел меня по каким-то ступеням и переходам, неясно вырисовывающимся в лунном свете, проникающем сквозь маленькие оконца. Шли, как мне, показалось очень долго. Наконец, закрыв за собой последнюю дверь, мы оказались в полной темноте. Резко и неприятно пахнуло навозом и животными испарениями. Кругом слышалось тяжёлое дыхание и вздохи живых существ.
Щелчок спички зажёг керосиновую лампу, колеблющийся жёлтый свет высветил низкое, теряющееся в темноте пространство коровника. Пройдя по узкому коридорчику между жутковатыми и рогатыми коровьими мордами, мы зашли в загон, где стояла ишачиха. Это было низкое коричневатое существо с грустными маслянистыми глазами и огромными ушами. Пахло от неё мочой и псиной. Всё моё возбуждение пропало. Я понял, что никогда не смогу даже прикоснуться к этому животному, не то что вступать с ним в половую связь. Об пришлось тут же сказать Андрею, расстроив его таким заявлением. Поставив лампу на пол, он решил показать мне как это делается. Картина была дикой и нереальной. Огромный рогатые тени плясали по закопченным стенам и потолку. Смуглый маленький человечек, спустив штаны и поплевав на конец своего, довольно приличных размеров члена, с размаху засадил его куда-то между мясистых окороков ишачихи. Она слегка дёрнулась и сделала шаг вперёд, но мой друг крепко удерживал её руками за круп. Забившись в неистовых фрикциях он довольно скоро бурно и обильно кончил. Сперма вытекала откуда-то из-под мохнатого провисшего брюха и тягучими каплями капала на земляной пол. Мне почему-то стало грустно, и я, чтобы не видеть довольного, искаженного похотью лица друга, отвернулся.
Ладно, – сказал тогда Андрей:
- Пойдем дальше, я, кажется, знаю что тебе надо!
Мы прошли в соседнее помещение и он подвёл меня к очаровательной маленькой козочке с чёрными остренькими рожками и длинной белой шерсткой. Я сразу почувствовал к ней неизъяснимую симпатию и назвал её про себя Блондинкой. Оставив лампу, Андрей ушел чтобы не смущать меня своим присутствием. Мы остались наедине с прелестным животным. Лукавые выразительные козьи глазки с интересом смотрели на меня. Пахло от Блондинки травами и парным молоком. Присев радом с ней я осторожно опустил руку ей на брюхо и нащупал мягкое и горячее вымя с острыми сосочками. Острая волна возбуждения прокатилась по моему телу и я почувствовал небывалую эрекцию.
Встав на колени попытался, ухватить её за рога пристроиться сзади. Ничего не получилось. Коза, испугано забившись, вывернулась и больно ударила копытцем по ноге.
Это раззадорило меня ещё больше. Навалившись всем телом я с силой вывернул рога в сторону и крепко удерживая её за живот и вымя другой рукой, вошёл во что-то жаркое и слегка только влажное. Ощущения были незабываемыми!
Даже сейчас, когда я пишу эти строки, сладкая истома начинает шевелиться в моём паху.
Шелковистая шерстка, которая ощущалась кожей живота, возбуждала меня с необычайной силой. Нечеловечески упругие мышцы влагалища с такой силой сдавили мой член, что я почти сразу и обильно кончил. Эрекция не пропадала и с огромным удовольствием, уже не спеша, я повторил ещё раз, не обращая внимания на жалобное блеяние и дёрганье неожиданно сильного тела. Это было нечто!
Усталый и довольный я лежал на охапке соломы, когда подошёл мой друг. Поняв по моему виду, что у меня все прекрасно, он молча проводил меня обратно.
С той ночи я влюбился в свою Блондинку. По утрам, ревнуя, смотрел как придурковатый пастух забирает её в стадо. Мне иногда казалось что она, оглядываясь, просит меня не отпускать её пастись с этим злым и нехорошим человеком. Болезненное воображение рисовало сцены, в которых он жестоко насилует самое красивое и милое существо из всего стада и тогда я готов был убить соперника.
Ночи проходили в любовных утехах с Блондинкой…
Но, однажды, эта сельская идиллия окончилась самым неожиданным и печальным образом. Оказывается, удои молока у моей козочки резко уменьшились и хозяева, обеспокоенные этим, наведались в одну из ночей в хлев. Помню ужасное жгучее чувство стыда, когда меня застали в спущенных штанах возле бьющейся и жалобно блеющей козы…
Ранним утром, когда все ещё спали я, сдержано попрощавшись с Андреем, покинул негостеприимный дом. Странные чувства одолевали меня. Дурацкой любви к мерзкому животному у меня как не бывало. Я удивлялся сам себе. Как можно потерять голову от обычной скотины? Затмение нашло какое-то. Нет, дальнейшие мои приключения будут только с человеческими существами!
…заканчивает свой интеллектуальный бестселлер «Осиная фабрика» Йен Бэнкс. Изрядно потаскав читателя по жутковатым лабиринтам сознания полусумасшедшего подростка, автор бросает вас именно тогда, когда исполненный гордости за свое читательское терпение, вы наконец-то добираетесь до сути, ровно до того, с чего стоило бы начинать. Если, конечно, думать именно о «сложном психологическом повествовании», которое обещается во всех аннотациях к «лучшему дебюту англоязычной литературы последнего времени». Конечно, меня приучили уже не верить рекламе на обложках, и все же стало обидно, что именно «Фабрику» так долго и пафосно хвалят. Чем же хуже, к примеру, Джонатан Коу, Кристофер Мур или Стелла Даффи? Впрочем, я, кажется, знаю чем. Они тоньше, изящнее, работают не на грубом инстинкте, а на нежном щекотании сокровенных серых клеточек. Ну, впрочем, я не хотела заниматься сравнительным анализом.
(тому, кто не читал «ОФ», под кат лучше не заглядывать…)
«Чудны дела твои, Господи!» — написал Сэмюэль Морзе в своем первом телеграфном сообщении, отправленном в 1844 году из Балтимора в Вашингтон, чем положил начало не только эпохе быстрых сообщений, но и «телеграфному стилю» в литературе.
Совсем недавно мы пережили эпоху смс-сообщений, и те, кто не успел потренироваться в краткости изложения, подсчитывая слова на телеграфных бланках, смогли пройти отличную школу краткости, втискивая мысли в смски.
Как будет выглядеть школа краткого письма у тех, кто опоздал и к смскам?
Подразделение литературы на поэзию и прозу началось с появлением прозы, ибо только в прозе и могло быть произведено. С тех пор поэзию и прозу принято рассматривать как самостоятельные, вполне независимые друг от друга области — лучше: сферы — литературы. Во всяком случае, «стихотворение в прозе», «ритмическая проза» и т. п. свидетельствуют скорее о психологии заимствования, т. е. о поляризации, нежели о целостном восприятии литературы как явления. Любопытно, что подобный взгляд на вещи ни в коем случае не навязан нам критикой, извне. Взгляд этот есть, прежде всего, плод цехового подхода к литературе со стороны самих литераторов.
Природе искусства чужда идея равенства, и мышление любого литератора иерархично. В этой иерархии поэзия стоит выше прозы и поэт — в принципе — выше прозаика. Это так не только потому, что поэзия фактически старше прозы, сколько потому, что стесненный в средствах поэт может сесть и сочинить статью; в то время как прозаик в той же ситуации едва ли помыслит о стихотворении.
Отличный романист Уильям Бойд не так разрекламирован у нас, как его соотечественники Исигуро-Барнс-Макьюэн, ставшие уже почти родными. Как по мне, Бойд им нисколько не уступает. Взять хотя бы его «Броненосца» и «Нутро любого человека» — бездна, просто бездна положительных эмоций.
Но сейчас не об этом, сейчас — о новом романе Бойда «Неугомонная».
Не было моста.
Пащенко на какое-то время забыл даже, как его звали, но отметил, что он и раньше забывал имя. Сегментировались части сознания. Где-то вдали Иванова превращалась в сыр. Чтобы облегчить понимание сути, надо было дозвониться до Ивановой и вернуть ее к жизни, и он знал, что она ответит: О чем это ты?
Но моста теперь точно не было, река передвинулась куда-то вперед, к югу.
- Это все, - сказал он себе.
Одной из проблем является попытка найти себе в двумерном обществе. Не надо искать. Но что тогда делать? Может быть, убивать? А что, если вас насильно сделали обезьяной, но вернуться из обезьян вы не можете? Смириться? Что еще? Убежать? Предлагайте варианты.
Пащенко встал на спуске и смотрел вниз. Мост все же был – его отнесло куда-то вперед, вместе с рекой. На том же месте, где прежде была река, появился залитый водой поселок. Что за поселок? Он много лет видел во сне всю эту катастрофу, но не мог предположить, что все это может случиться наяву. Нужно было спросить у кого-нибудь: так ли все – но никого не было, и он пошел вниз пешком, а как дошел до поселка, оказалось, что тут наставлены какие-то мостки, чтобы не идти вброд. Встретился мужик на лодке. Но о чем его можно было спросить? Ведь ни поселка, ни мужика, еще вчера не было.
Сеня и Коля Горбачёв жили в Дятлово. Колю в детстве называли Михал Сергеевич. Теперь ему было 40 лет, у него до этого было 4 жены, все они теперь отделились, жили сами, ждали, впрочем, как и все русские женщины, чудес. Сене было 35, жена у него была, Тоня с погонялом Сявочка.
В один день Сеня и Коля Горбачёв заработали тыщу рублей в ЖЖ, повесив объявление «Спасение Кошки. Москва». Люди перечислили денег на лечение кошки. Сфотографирован был при этом котёнок Иван Палыча, у него еще было штук пять таких – теперь же предстояло всех их спасти.
Сявочка нажарила котлет, нарезала капусты. Коля Горбачёв сидел возле компьютера в кошачьем сообществе и изображал девушку, у которой болеет кошечка.
-Слы чо, - крикнул он Сявочке.
-Ая! – отозвалась та.
В наших краях такое слово есть «Ая». Его еще переводили как «Аномальное явление», но раньше. Это что-то типа «ась», только заколхозенное смыслами местными. Вообще, ничего великого тут не было, в этой победе. Но факт говорил о многом – на Руси плохо живут только лохи. Умный человек, вот, хотя бы, возжелав забухать, тотчас находит себе способы.
По истории путешествий норвежского исследователя Тура Хейердала можно следить, как менялся мир во второй половине ХХ века. Плавание на плоту «Кон-Тики» через несколько лет после окончания Второй мировой войны – это история о странствии в неведомое. Океан пустынен и чист, главная опасность исходит от стихийных сил. Люди готовы помогать, часто даже безвозмездно. А во время последнего большого плавания экспедиция Хейердала столкнулась с самыми неприятными сторонами цивилизации – всеобщей коммерциализацией, военным противостоянием…
Итак, в ноябре 1977 года известный исследователь Тур Хейердал во главе международной экспедиции отправился в путь на тростниковой лодке «Тигрис», построенной как точная копия древних шумерских судов. Местом старта была деревня Эль-Курна, около которой сливаются великие реки Тигр и Евфрат. Тысячелетия назад здесь существовала одна из древнейших древних цивилизаций Земли, остававшаяся после себя множество загадок.
Рекомендую прочитать — настоящие африканские страсти, любовные интриги и разгадка клубка невероятных событий — все в одном флаконе!
Попробуй, найди тему, когда темы одни и те же. Реальность человека проста, а личностная утонченность зачастую слишком персональна – каждый индивид сам себе кажется микро-богом, но, конечно, бывают и более крупные фигуры – опять же, внутри себя. Экспоненциальный стиль имеет множество ограничений, он напоминает записки парашютиста, который приземлился в очередной раз и увидел вокруг себя привычные контуры. Ничего нового, но старых котов нет. Сеть. Что еще кроме сети?
Джон почему-то вспоминал именно то, как его раскусили именно в Коннектикуте – и ведь хорошо, что все не закончилось тюремным сроком, и Донахью дал ему верное, точное, какое-то бомбометательное определение:
Липкий.
Это б теперь и повторить – Липкий. Джон Подтянул к себе клавиатуру и написал:
Версавия. Главный редактор издательства «Улития».
- Что ж, - сказал он себе, - гробница доблестных — вся земля.
Весь 99-й год он представлялся Пастором и собирал деньги, пока и не произошел акт вскрытия – словно бы взяли и отпаяли горлышко у бутылки с веществом под названием goo. Сила – это понимание того, что люди заняты своими делами, и чем больше дел, тем сильнее автоматизм. Но сильнее всего – дурак, как способ, как средство, как строительный материал для умелых специалистов. Джон, было, решил подвергнуть себя анализу – где же прокололся Пастор? Может быть, червь подточил мостки дороги где-то в процессе прохождения, но между анализом и самоанализом – пропасть. Кислота лишает отваги. Наоборот, движение вперед без оглядки одухотворяет, и здесь ты – первооткрыватель миров и субстанций.
все новости колонки