Юра Кашкин по утру зевнул, приложив руку ко рту – зевок был глубокий, поглощающий, фантастический, но почему-то в голову сразу залез Шеварднадзе Андрон – хотя и не было его нигде, от него был след, очень нехороший след. А где шпага? Юра пошарил рукой, нашел шпагу, притянул к себе и поцеловал эфес. Шпага же, как говорили люди, была неплохой – при чем, не китайской, а от мастера – сделал его Виктор Кульков, в народе – Кулёк. Кулёк был мастер большой, кому он только не делал – на конец шпаги ставилась заглушка, чтобы фантасты в фантастическом жару друг друга не покололи – даже если и тупое было оружие, ума большого не надо в глаз попасть. Да, даже для Льва Индоуткина сделал шпагу Кулёк, а на одном из конов по пьяне был махач, и Кулёк получил по лбу плашмя, и до сих пор у него оставался след. А кто был виноват? А никто не знал.

Это был очень старый пирс, вход на него был огорожен столбами с провисшей между ними проволокой, и калитка, железная, сваренная из арматурных прутьев красовалась большим, криво висящим замком. Фонари с набережной кидали на черную воду дрожащие линии света, и далеко слева, над спящим Хамелеоном стояла ослепительно белая маленькая луна, ведя по воде свою, отдельную белую дорожку.

Валик отпустил Ленкину руку, подошел к проволокам сбоку, нагнулся, что-то делая.

- Куртку не порви, - сказал вполголоса. Ленка послушно запахнула расстегнутую курточку, туго-туго, чтоб нигде не торчала. Нырнула в дыру, оставляя за проволокой тихое громыхание гальки, и выпрямилась, ступив на тихие доски, такие старые, что они подавались под ногами.

- Вниз смотри, дырявое все.

Убежав к поварихе тете Маше, Валик вернулся с ношеными чистыми полукедами, и Ленка, оставив свой баул в медпункте на первом этаже трехэтажного корпуса санатория, переобулась, натянув чистые носки. Причесалась, разглядывая в окне темные какие-то елки и улыбаясь тому, что для ночлега ей все время попадаются всякие медицинские места, полные белых простыней, ширм и клеенчатых кушеток.

А потом все это вылетело из головы, потому что в рваных облаках просвечивало солнце, делая воду в бухте волшебно-зеленой, а справа, куда они шли, поднимался черный хребет Кара-Дага, зубчато подпирая бледное зимнее небо. И совсем не по-зимнему грелись под распахнутой курткой лопатки и плечи.

Валик забегал вперед, падая на колено, командовал, и Ленка послушно замирала, сердясь сквозь старательную улыбку:

- Не надо снизу. Плохо будет. У меня лицо круглое.

- Хорошее лицо, - обижался Валик и после кнопочки нажимал рычажок, переводя кадр.

- Да... - сказала Ленка, и крикнула, - да!

Потому что за спиной частил женский голос, срываясь, все пересказывал одно и то же, ой горе ж, горе какое, та автобус, а побежала, ну горе же, и как теперь, ой горе...

- Алло! - она обхватила трубку обеими руками и прижала к уху так, что оно заболело, - да! Валик? Панч? Это ты?

- Ой, горе, а побежала же, и хрусь, так новый же год, и теперя мне что, ой...

- Сейчас рентген, да ничего, вроде, страшного. Вернетесь со снимком. Лангетку положим. Анжела, возьми женщину.

- Ой горе, а еще ж холодец...

- Але, - сказал в трубке мальчишеский хрипловатый голос и повторил, - але! Малая, это ты, да?

- Письмо, - засмеялась Ленка, глядя на себя в черное оконное стекло - полосатый свитер, волосы по плечам копной и в них лицо с темными размытыми глазами, вдоль щеки черная кость телефонной трубки.

- Я тебе, письмо. Валька.

- А я не получил. Привет.

- А я. Ну. Я не послала. Вот.

Поездка – дело славное, а все дело в людях – если люди хорошие движутся по простору, то что же еще надо? В нашей жизни есть мотивы, есть песни, и не всякая песня поется, потому что песня может быть частью души, души Русской. Едешь ты на автобусе, и в этот момент ты – душа автобусная, а сам автобус – тоже душа, но душа не чисто железная – сейчас автобусы делают в Китае, и они не полностью железные, а если это и чистое железо, то оно другое. Китаец – пацан экономный. Металл, может быть, и мягкий – зато все выглядит цивильно, зато есть количество, да и чувствуешь ты себя вполне нормированно. А вот интересно, каковы фантасты Китая? Если бы нашим героям удалось об этом хоть на минуту задуматься, но тут бы было много версий, а правды – ни грамма, хотя, вот, Ларион Воблотрясов однажды был в Китае, но ничего такого не было. Он рассказывал так – мол, шел он по Китаю, сдувал пыль китайскую, был он больше всех ростом, и все видели и понимали – вот, идет русский фантаст. А было ли все в точности так? Прежде всего, Ларион затарился. Во-вторых, он там забухал – в наличии было много всякого жидкого барахла, а помогал ему брательник – Коля Стулов.

Иногда Ленка была совершенно уверена, что у нее шизофрения. Не та, о которой орали друг другу пацаны в школе "эй, шизанутый!" или обзывали кого шизиком, не зная, откуда слово пришло, а нормальная такая, с раздвоением личности. Правда, позже Ленка выяснила в справочнике, что и тут неточность, раздвоение личности к шизофрении не имеет никакого отношения, но уже привыкла. А настоящее название было сложным, и она его тут же забыла.

Так вот о раздвоении. Ленка никак не могла разобраться в себе. С одной стороны, чужих людей она страшно боялась. И заговорить с кем-то, спросить, как пройти, или еще что, всегда жуткая проблема. С другой, если барышни гуляли по главной улице - "утюжили Ленту", то именно Ленка вытаскивала их на самую середину пешеходки, полагая, если уж вышли, то чего по кустам под стеночкой красться. И на дискотеке, во второй вечер именно она поменяла место танцулек, бросив Наташкину компанию и утащив подружек к самой эстраде, где ярко сверкали огни и на их фоне силуэты девочек видели все.

Текущий мотиватор

 Шура Ронин:

Что ты читаешь, когда хочется вылезти из своей шкуры (содрать с себя шкуру из невыносимости бытия, как противопоставление позитивной смене ролей и масок)?
Саша Н. Боско:
Боюсь, что моя жизненная позиция не включает в себя стремление остановить вселенную, чтоб немедленно с нее сойти и где-то там исчезнуть (это просто наблюдение за собственным жизненным опытом).
Потому мне придется ответить на другую грань твоего вопроса, воспользовавшись тем, что он уже задан, то есть все же — о смене ролей и масок…

 Перевод PDF-документов, собственный словарь, работа в режиме офлайн — это лишь малая часть возможностей сервиса.

Рукописный ввод

«Google Переводчик» поддерживает не только простой набор слов при помощи клавиатуры, но и рукописный ввод. Причём это касается как веб-версии сервиса, так и мобильного приложения. В первом случае достаточно лишь нажать на иконку карандаша в нижней части окна ввода. Сенсорный экран или поддержка стилуса не понадобится.

Штабелями складываются генерации слов и букв, русский графоман, выйдя в поход на реальность, идет, держа впереди копье. Да, тут есть копья простые, есть цифровые, есть совмещенные – да и  много тут можно придумать типов разнообразных. Если бы наркомания не причиняла вреда здоровью, ее можно было бы назвать заземлительной терапией, и, рано или поздно, люди что-то изобретут.

У меня есть брат – Жохан. В детстве его хотели назвать Бонивуром. Он до сих пор сотрясался:

-Что бы было, если бы меня назвали Бонивуром?

Это было давно. В прошлом году я встретил самого настоящего Бонивура. Это был очень резкий пацан 48 лет, он словно бы старел в обратную сторону, напоминая пену некоего химического соединения. По официалу Бонивур торговал кроссовками и жидкими гвоздями «Хуай – утро Китая».  Еще, вроде бы у него был офис, и там стоял стол, на столе лежали бумаги, компьютер не работал, раз в день в офис заходило один-два клиента, все напоминало шпионские движения.  Гвозди гвоздям – рознь, но это были вещи специальные, продуманные, с какой-то волшебной пользой.

- Знаю, что ты интересуешься, - проговорил Бонивур.

- Ну не то, чтобы сейчас надо, - ответил я, - но я присматриваюсь.

- Знаю, что ты хороший клиент, - отвечал Бонивур.

- Я – так, - ответил я.

- И я так. А ты же знаешь Бекнияза.

- Да.

- Но разве это тот самый Бекнияз?

- Да.

- Значит, ты в теме?

- Да, я в теме.

Насколько мне известно, Бонивуру из легенды вынули сердце. Сейчас это – популярный ход из кинофильмов. Конечно, у этого Бонивура сердце было на месте. Хотя, конечно, и говорят, что сейчас можно вставить тебе муляж с батарейкой и вроде бы будешь жить, и личный ментал озарится технической идеей. Но в этом случае возникают вопросы. Да, очень уж много вопросов.

В октябре Виталий Иванович вызывал духов севера. К нему приезжали Русанов, Южмаков, Савицкий – в порядке очереди. Но это все были ребята уже состоявшиеся. Приезжал Никитин, скептик. Говорит:

- Мне не стыдно даже наедине с вами сказать вам, вернее, обвинить в шарлатанстве. Что вы мне сделаете? С ножом кинетесь?

Виталий Иванович почесал голову.

- Ну, - настаивал Никитин.

- Ну, если хотите, то кинусь. А куда труп девать?

- У вас огород большой, - ответил Никитин.

- Это вы заранее предлагаете себя закопать?

- А вы не в шутку это восприняли? – спросил Никитин.

- Ну, если это шутка, то ладно. А огород маленький у меня. Пять деревьев и уличный сортир. Нет, если закапывать труп, то можно, конечно.

- А вы закапывали?

- Конечно.

- Ладно.

Не то, чтобы произведение нужно читать 10 раз, но суть эта умножена 10*10 и еще столько раз. Я подумал – фантастам наверняка надо читать, скажем, биографии вождей, а еще, например, выдержки из речей какого-нибудь Котовского, Буденного, Фрунзе, Жириновского (других, современных, покрупнее  не берем, чтобы устранить когнитивный диссонанс)  –  и так мы оказываемся на разных полюсах мироздания.

Все было нормально. Виталя ночевал в сарае, большая пустота полей несла прохладу, черная дыра в небе хранила звезды, потом был день – важнее всего тут был гугл-переводчик. Одна книга – одна тыща. Больше не давали. Переводить надо хотя бы книгу в месяц. Мало. Игра на Форексе – как говорят – god’s crap.

Темнота. Ногти ящериц. Волосы одиночества. Человеко-дверь. Save me. 60Гц на задрыпанных, мертвых мониторах. Крик. Рот, похожий на звезды, которые взошли первыми. Собака отчаяния. Коннектинг пиппл.

 Мы бежим коридорами. Террористы должны быть где-то здесь, но 100, 200, 300 метров, и оказывается, что это – новое введение в смерть.

 Канализации.

 Но откуда такие канализации в корпорации «Москва-Москва»?

 Плач из ниоткуда. Возможно, что это – сигнализация, но никто из нас об этом не знает. Возможно, что здесь уже убивали. Но мы не видели ни крови, ни ее следов.

 На самом деле, страшно думать о завтрашнем дне.

 Страшно не верить в лучшее.

 Страшно сказать: это все.

 Раскол на Руси: латинский переворот

  История Руси искажена настолько, что историки, столкнувшись с источниками, которые могли бы пролить свет на реальное прошлое России, умалчивают о них, чтобы не подвергнуться обструкции со стороны своих коллег, постоянно напоминающих о корпоративном единстве. Представители института науки все больше становятся похожи на холуёв мирового правительства, а не на граждан своих государств.  По какой-то невероятной причине мы знаем о 16 веке Руси намного больше, чем об ее 17 веке! Что мы знаем о Смуте?

Что нам известно о Расколе? О нем и пойдет сейчас речь...

Август. Были августы, но во всей очереди августов новых может быть один единственный множитель, равный единице. Звезды ночью рассаживаются по лузам. Эгоцентрические игроки ни во что сидят в сети – но пустота – вещь невероятно важная, хотя и страшная – осознать свою ничтожность способны лишь единицы.