Сергей Го говорил, что Институт По (известен также как Институт Братьев По) находится в Мисхоре, но также хорошо известно, что никакого института По там нет, потому мы обратились к известному сталкеру В.Зарянскому, ибо были уверены, что именно он прояснит нам обстановку:

«Сначала надо быть путешественником, но мы знаем, что лучшие путешествия делаются с закрытыми глазами – дело в том, что глаза мешают, и средства транспорта – это не самый важный вопрос. Если лететь на самолете, то сразу же пролетаем. Это называется пролёт. Пролёт – это никакой не полёт. Средства транспорта уже заранее определены в человеке. Их надо найти. Некоторые ищут всю жизнь и не находят. Большинство ищущих находят псевдосредства и потом ими наслаждаются. Это все равно, что поставить на берегу моря надувной бассейн, купаться в нем и кричать – о, я плаваю в море! Но реальность именно такова. Вот вы сидите в комнате, и рядом с вами дверь, и эта дверь может быть дверью в Мисхор. Надо открыть ее правильно, выйти на улицу и дойти пешком до Института По, а дальше вас, конечно, пропустят в некоторые помещения, где вообще можно ходить. Еще можно записаться на лекции. Думаете, откуда бы я узнал о Цветении Шестого Пальто? Знатоки говорили мне об этом, но и они сами ничего не знают – думают, это просто красивое слово такое. Но теперь-то я сам убедился в справедливости всего, что было услышано ранее – я даже видел панораму Шестого Пальто на экране, и вообще, вообще…. Ключевым словом всему может быть Хаос, но ведь речь идет об Институте По. Что тут добавить?»

На видео присутствует наш автор, Игорь Журавель.
Он также - один из инициаторов газеты "Кол Контркультура"

Белая ширма не доходила до потолка, и Ленке он был виден - с расплывчатым кругом от настольной лампы. На вешалке в ногах кушетки висело пальто, уронив длинные рукава, казалось, оно стоит и смотрит, как Ленка пытается заснуть. А сна никак нет, ни в глазах, ни в тяжело стукающем сердце. Вытянув ноющие ноги, она лежала, и шея ныла тоже, потому что забыла повернуть, лечь головой удобнее на жестком валике, укутанном под холодной простынкой полиэтиленом. Вообще, ей хотелось повернуться набок, скрючиться, подтягивая коленки к груди и обнимая их руками. Спрятаться под байковое одеяло, такое же, как осталось в кабинете биологии, и оказаться совершенно не здесь. И не в школьном классе тоже.

В разболтанной машине Ленка думала над словами Пашки Санича. Такой искренний Пашка, и этим ее постоянно обезоруживает. И правда, как хорошо, когда двое едут в машине, будут танцевать, друг с другом, и никакой у них нет любви, которая мешает, давит на сердце, ловит чужие взгляды, примеряя каждый - вдруг кто-то вклинится и заберет его, или - ее.

Пашка оглядывался на нее с переднего сиденья, блестел зубами, вертел стриженой головой - наслаждался поездкой.

Белая ширма не доходила до потолка, и Ленке он был виден - с расплывчатым кругом от настольной лампы. На вешалке в ногах кушетки висело пальто, уронив длинные рукава, казалось, оно стоит и смотрит, как Ленка пытается заснуть. А сна никак нет, ни в глазах, ни в тяжело стукающем сердце. Вытянув ноющие ноги, она лежала, и шея ныла тоже, потому что забыла повернуть, лечь головой удобнее на жестком валике, укутанном под холодной простынкой полиэтиленом. Вообще, ей хотелось повернуться набок, скрючиться, подтягивая коленки к груди и обнимая их руками. Спрятаться под байковое одеяло, такое же, как осталось в кабинете биологии, и оказаться совершенно не здесь. И не в школьном классе тоже.

«Ориентир» – новый творческий проект писателя и публициста, известного в Омске блогера Виктора Власова. Написано произведение с намёком на продолжение, в новой и не свойственной манере для автора. Замысел повести «Ориентир» у Виктора Власова, как и великого писателя Виктора Мари Гюго в «Отверженных», – рассказать о жизни низов, жертв общественной несправедливости. Идея произведения возникла у писателя давно, в студенческие годы, когда он проходил практику в США. Но реализовать тогда по ряду причин он ее не смог, да и не было на тот момент такого писательского опыта. Но в последние год-два, когда он по работе познакомился с устройством приютов, реабилитационных центров, встретился со священниками, узнал ряд жизненных историй, понаблюдал за развитием подрастающего поколения (преимущественно Виктор Власов работает учителем английского языка в школе) идея написать повесть возникла вновь. Сомнения, по словам близких и друзей, не давали писателю покоя: «Актуальна ли поднимаемая проблема? Интересно ли будет читателю?». Спрашивал окружающих, своих читателей, пользователей социальных сетей.

Тут было так темно, что Ленка почти ничего не видела. Раскрывая глаза, дернулась, и встала снова, когда цепкая рука рванула рукав рубашки, а другая толкнула в грудь.

- Падла, - прошипел сдавленный голос, - с-стоять, я сказала...

- Что... - звенящим голосом начала Ленка и почти упала от нового рывка, ушибаясь спиной о глухую каменную стенку.

Над ее плечами, шлепнув, уперлись в побелку руки, приблизилось к глазам неясное широкое лицо, смазанное по стриженым волосам бликом дальнего света.

- Заткнись, - внятно и медленно произнес рот, раскрываясь черной на белесом дыркой. И такими же черными щелями глядели на нее суженные глаза.

- Затк-нись, су-ка, а то порежу щас.

Лицо повернулось, и уже кому-то другому, кто стоял поодаль, голос сказал с раздражением:

- Ну, где они?

- Кися побежала, - с готовностью ответил девичий, почти детский голос, и тут же совсем не по-детски добавил, - заебала, жди ее тут.

Ленка опять дернулась, впрочем, несильно, помня угрозу насчет "порежу". Но просто стоять и хлопать глазами было невмоготу. Лицо мгновенно вернулось на место, маяча перед ее глазами

В тихий школьный двор Ленка влетела, стараясь ни о чем не думать, удивилась мельком чересчур уж тишине. И побежала вдоль низенького каменного бордюра, отгораживающего стадиончик с проплешинами возле сварных футбольных ворот, к боковому входу в дальнее крыло.

Ну, в школе урок, понятно, думала на бегу, прижимая к боку сумку, а тут тишина, где же все, и хорошо, что успела не к самому заседанию, а может и плохо, просочилась бы туда и села тихонько в задний ряд...

Навстречу с длинной скамейки поднялся Митя-Витя, суя руки в карманы узкого пальтишка и оглядывая ее распахнутое пальто и перепутанные ветром волосы.

- Эй, Каток!

- Митя... - Ленка остановилась, тяжело дыша.

Митя молчал, наслаждаясь ее тревожным вниманием. Через минуту сказал милостиво:

- Не ссы, Каток, вся шарага свалила на экскурсию, приедут к обеду, потом заседания. А я остался, тебя ждать. Ну, я приехал сам недавно ж. От тетки.

Григорий Шаргородский «Противодраконья эскадрилья».

Изд-во: «Армада&Альфа-книга», Январь 2018.

Набежала армия авторов фэнтези и попаданцев на нашу фантастику, и не стало покоя благородным критикам. И подняли критики двуручное своё оружие - пальцы-палицы - и пошли войной на писак. Много лет идёт попрание жанра писателишками, да так, что и матёрые критики из года в год устали сбивать на излёте, рубить фактами и топить авторов в их собственных огрехах. И разошлось море разливанное текстов поганых, в коих не сюжет, а ширли-мырли да мутота одна. И вот ушли в чтение романов заморских критики русские, что стал казаться всем остальным запах пыльных корешков повсюду и запустение на журнальных страницах в рубрике «Публицистика». Но нет, нашёлся злобный молодец с провинции, которому не по принуждению, а по велению критики внутренней захотелось сразиться с авторами фэнтезятины. И не за славу привлекаемый, а из-за жалости к бесцельно потраченным деревьям путь ведёт злобный критик на пространство периодики с фантастикой...

Медленно просыпаясь, Ленка подумала смутно, нужно срочно вставать и бежать в туалет, и после этого сразу упала в тоску. Потому что поняла - она не дома, и не в дурацком кабинете биологии, заставленном никелированными кроватями. А лежит, свернувшись под пальто, на матах, и ой, что же будет, когда вернется. И дома еще добавится. И в школе.

Но туалет не отменишь, хоть в узел скрутись и спрячься под Рыбкино пальто с головой. Потому она вздохнула и открыла глаза в темноту, пытаясь хоть что-нибудь разглядеть. Потащила к лицу затекшую руку с часами.

Текущий мотиватор

Все было нормально. Виталя ночевал в сарае, большая пустота полей несла прохладу, черная дыра в небе хранила звезды, потом был день – важнее всего тут был гугл-переводчик. Одна книга – одна тыща. Больше не давали. Переводить надо хотя бы книгу в месяц. Мало. Игра на Форексе – как говорят – god’s crap.

Темнота. Ногти ящериц. Волосы одиночества. Человеко-дверь. Save me. 60Гц на задрыпанных, мертвых мониторах. Крик. Рот, похожий на звезды, которые взошли первыми. Собака отчаяния. Коннектинг пиппл.

 Мы бежим коридорами. Террористы должны быть где-то здесь, но 100, 200, 300 метров, и оказывается, что это – новое введение в смерть.

 Канализации.

 Но откуда такие канализации в корпорации «Москва-Москва»?

 Плач из ниоткуда. Возможно, что это – сигнализация, но никто из нас об этом не знает. Возможно, что здесь уже убивали. Но мы не видели ни крови, ни ее следов.

 На самом деле, страшно думать о завтрашнем дне.

 Страшно не верить в лучшее.

 Страшно сказать: это все.

 Раскол на Руси: латинский переворот

  История Руси искажена настолько, что историки, столкнувшись с источниками, которые могли бы пролить свет на реальное прошлое России, умалчивают о них, чтобы не подвергнуться обструкции со стороны своих коллег, постоянно напоминающих о корпоративном единстве. Представители института науки все больше становятся похожи на холуёв мирового правительства, а не на граждан своих государств.  По какой-то невероятной причине мы знаем о 16 веке Руси намного больше, чем об ее 17 веке! Что мы знаем о Смуте?

Что нам известно о Расколе? О нем и пойдет сейчас речь...

Август. Были августы, но во всей очереди августов новых может быть один единственный множитель, равный единице. Звезды ночью рассаживаются по лузам. Эгоцентрические игроки ни во что сидят в сети – но пустота – вещь невероятно важная, хотя и страшная – осознать свою ничтожность способны лишь единицы.

Часто себя спрашиваю — почему она? За что?

Почему не Китай?

Почему не Канада?

Если хорошо подумать — то вот «Гибель России», то не, не. Не пойдет. Скажите, да ладно? Нет, Россия всегда экзистенциально в аду, зачем ей гибнуть.

Китай? Нет, они полетят на Луну и смерть подождёт их там. А вот Сёке Комацу (даже звучит немного по нашему, вроде камазиста), он подвел серьезную черту под возможностью нырка всей Японии далеко в пучины.

Невероятно, но факт - нам пора закругляться.  Ребята, как же летит время! Вот бы научиться его останавливать или обращать движенье вспять. Вот я и пытаюсь вспомнить – а каким был тот замечательный день, когда мы выиграли 5-0 у Саудовской Аравии? Хорошо же было! А как пиво пенилось!

С точки зрения чистоты угадывания важен только результат. Счет – это дело избыточное. Однако, ребята, мы подошли к последним трем записям.

Только подумайте!

Три!

И больше никогда!

Самое большое дело – это консервный завод, потому что его процесс – это как раз взятые вместе принципы бытия и небытия – и потому каждый может подойти к зеркалу и посмотреть себе в лицо, вспомним типовую фразу – look me in the eye – и переводить ее надо именно как «посмотри мне в глаз», приставив палец к глазу, как это сделал сержант Эйпон, хотя мало, кто понимает, о чем речь. Консервный завод – это когда человек вроде бы начал разматываться, словно улиточный моток, и в процессе размотки он кричал «О, это я», пытаясь насладить всех силой своего эгоцентризма – он забывал, что наслаждал он лишь самого себя. Но он кричал. Смотка началась обратно, он еще этого не понимал, но процесс уже нельзя было остановить, и вот, вперед вышла первая фаза консервации, а потом, когда начался футбол, уже ничего нельзя было отменить.

Имя у нее было широкое, культурное, какое-то даже вельветовое – звали ее Матильдой, и именно к ней на подселение Степан Хожин и отправился. Стихи как-то не задавались – вроде бы и шла рифма, а ближе к концу – заворачивалась, и есть же и такое понятие – завернутый – оно касается массы вещей. Вот, положим, говорят о человеке так:

- Да он завернутый.

А что значит – да что захотите, то и значит. Или вот, иногда можно услышать – как там дела? Да завернуто? Но, впрочем, это всё слова из советского диалекта, ныне уходящие на дно исторических канализаций. Но вот стихи-то правда заворачивались – сел Степан за компьютер, клавиатура – ринг, удары по клавишам – приемы мастера – и погнали – война в словах, война с миром, потом – изготовление пыльцы для привлечения живых объектов – да, именно для того, чтобы приходили они и славили его. 

Казалось бы, целая вечность прошла от начала чемпионата, и вот теперь такое ощущение, что и весь мир где-то за гранью, а ведь сегодня – первый полуфинал. Прохлада ушла, нет больше дождей, но, так как матч проходит в 9 вечера, все это терпимо.